Чтоб никогда не наступала полночь

– Миледи? – удивилась она. Но, стоило ей приглядеться к Луне, выражение ее лица разом переменилось: к заботе во взгляде прибавилась твердая, стальная решимость.

– Гертруда! – окликнула она.

Вторая брауни немедля взялась за дело. Повинуясь ее жесту, камышовая подстилка да пучки сухих трав скользнули к стенам, собрались в аккуратные кучки, а обшарпанные дощатые половицы застонали, заскрипели и разошлись в стороны. В проеме меж ними показалась лестница, ведущая еще ниже, к расцветшим во тьме, пробудившимся к жизни огням. На расспросы не было ни времени, ни сил. Домовые поспешно втащили Луну в потайной ход, и половицы сомкнулись позади.

В нижней комнате обнаружились две удобных кровати, в очаге потрескивал огонь, однако других гостей не было. Низкорослая брауни усадила Луну на одну из кроватей, так, что их глаза оказались вровень. Теперь к заботе и непреклонной решимости на ее лице прибавилось кое-что третье – жгучее любопытство.

– Ну, а теперь, дорогая, – мягко сказала она, взяв Луну за руки, – рассказывайте. Что стряслось?

Луна с содроганием, с хрипом перевела дух. Что рассказать сестрам, как объяснить им свое смятение – об этом она даже не задумывалась. Слишком уж многое произошло за последнее время: Инвидиана, провидец, Майкл – как тут не забудешь об осмотрительности?

– Тиресий мертв.

В ответ сестры негромко охнули. Пухлые пальцы Розамунды задрожали.

– Как? – прошептала Розамунда. – Кто же его убил?

Луна не смогла сдержать отрывистого, безумного смеха.

– Он сам. Знал, что для него это означает гибель, и все же заговорил.

Сестры Медовар обменялись потрясенными, полными скорби взглядами. Гертруда прижала руку к груди, на глазах ее выступили слезы.

– О, бедный Фрэнсис…

– Что?!

Высвободив руки из пальцев Розамунды, Луна изумленно воззрилась на ее сестру.

– Ты знала, кто он?

– Ну да, – отвечала Гертруда, в то время как Розамунда мягко нажала на плечо Луны, удерживая ту на месте. – Мы знали. Фрэнсис Мерримэн… мы помним времена, когда он носил это имя, хоть больше их не помнит почти никто. И если он, как вы сказали, умер…

– Значит, он наконец-то предал ее, – закончила фразу сестры Розамунда.

Удержать Луну на месте брауни ничего не стоило: колени, точно обратившиеся в студень, до сих пор дрожали после стремительного бегства, а Девенова божба и колокольный звон все еще отдавались эхом во всем теле. Пальцы ее крепко стиснули край вышитого покрывала.

– Но как же…

– Брошь, – пояснила Розамунда. – Та, что украшает лиф ее платья. Мы подозревали, что Инвидиана наложила на него заклятие, запрет говорить кой о чем под страхом мучительной смерти. И, зная, чего ему это будет стоить, просить его заговорить не могли.

Луне немедля вспомнились шесть алых точек, возникших на лбу провидца там, где его коснулись когти броши. Видеть мощь сего заклятия в действии ей прежде не доводилось.

Луна сглотнула подступивший к горлу комок тошноты. Ведь это она попросила его заговорить… Да что там «попросила» – заставила!

– Милочка, – сказала Гертруда, опустив руку на другое плечо Луны и подсев к ней так, что та оказалась стиснута меж двух сестер. – Я бы вас и расспрашивать так скоро после его смерти не стала, однако ж мы должны знать. Что он сказал?

Перед мысленным взором Луны снова возникли сверкающие, ясные глаза провидца. Внезапно почувствовав себя в окружении, в ловушке, Луна вздрогнула и поднялась на ноги. Нет, брауни и не подумали ей препятствовать. Тогда она подошла поближе к очагу, точно огонь мог согреть, растопить ледяной ком в глубинах ее живота.

– Он велел мне покончить с ее властью. Сказал, что она заключила какой-то договор. От которого страдают все – и смертные, и дивные.

Нет, Луна не видела, но почувствовала, как сестры за ее спиной переглянулись. Только сейчас, в тайной комнате под их домом, ее разум наконец-то ожил, пришел в себя настолько, чтобы отметить нечто странное. Сестры Медовар всегда помогали тем, кто нуждается в помощи (потому-то она и явилась к ним), но в остальном держались от политики Халцедонового Двора в стороне. Это было известно всем.

Всем, кто не слышал их вопросов и не видел живого любопытства во взгляде Розамунды.

Выходит, они уделяют политике куда больше внимания, чем принято думать.

– Насчет этого договора, – сказала Розамунда позади. – Что он о нем говорил?

Вспомнив хриплый голос провидца, с великим трудом цедившего слово за словом сквозь стиснутые от мучительной боли зубы, Луна вновь вздрогнула.

– Почти ничего. Он… он едва мог говорить. И брошь Инвидианы… заклятие… умертвило его прежде, чем он успел рассказать все. Она превратно поняла какое-то из его видений. Какое же?

Крепко обхватив ладонями локти, Луна повернулась лицом к сестрам Медовар, но Гертруда лишь покачала головой.

– Мы не знаем. Он никогда нам о нем не рассказывал.

– Но этот договор, – сказала Луна, переводя взгляд с Гертруды на Розамунду. Круглые, дружелюбные лица сестер хранили необычайную серьезность, но кроме того лучились недюжинной мудростью. – Вам ведь о нем известно, не так ли?

Сестры вновь обменялись быстрыми взглядами, словно сговариваясь о чем-то без слов.