Чудеса Дивнозёрья

— Вот я щас тебе по заднице, гад пернатый! — Тайка схватилась было за полотенце, но через миг, опомнившись, опустила руку. — Пушочек, прости. Не понимаю, чего я взъелась? Пёс с ней, с вазочкой, она всё равно старая была и мне не нравилась. А осколки щас уберём.

Отбросив полотенце, едва не ставшее орудием несправедливого возмездия, она взялась за совок и веник. Пушок больше не вжимал голову в плечи, но взглядом остался мрачен. Пока Тайка убирала осколки, Никифор принёс коловерше стакан воды и таблетку:

— На-ка, выпей. Полегшает.

А потом нырнул под стол к Тайке и шепнул:

— Ой, неловко вышло. Пушок-то наш с Гринькой тока што поцапались, потому и сидели такие смурные.

— А они-то чего не поделили? — так же шёпотом ахнула Тайка, сметая осколки.

— Да, понимашь, Гриня начал своими печалями делиться, а Пушок расфыркался, мол, не проблемы это вовсе. Ну а дальше слово за слово…

— М-да, плохо дело… — выпрямившись, Тайка ссыпала осколки вазочки в мусорное ведро, заботливо подставленное домовым. — Это не кикимора-раздорка у нас часом опять завелась?

Никифор пожал плечами, а леший снова вздохнул, да так тяжко, что Тайке ничего не оставалось делать, кроме как сесть напротив и, подперев подбородок ладонями, сказать:

— Ну, рассказывай давай, что там у тебя?

— Да будь проклят тот день, когда я завёл этот инстаграм, будь он неладен! — заныл Гриня.

Вот это новости! Тайка всплеснула руками:

— Эй, ты чего? Ещё недавно же так радовался! И подписчиков у тебя там были тыщи, и лайков сотни. Что не так-то?

Признаться, она даже немного завидовала Грине. Ну кто бы мог подумать, что леший без труда разберётся в человеческих соцсетях, да ещё и станет таким популярным? У неё самой на все странички только одноклассники были подписаны, ну и мама, конечно…

— Всё не так, — Гриня поскрёб в пшеничной бороде и глянул на неё глазами побитого щеночка. — Ты только глянь, что они мне пишут! Говорят, мол, жирный!

— Да где же ты жирный? — вытаращилась на него Тайка. — У тебя вон какие мышцы накачанные и плечи широкие.

— А ещё говорят, мол, дурак я. И урод, — всхлипнул Гриня.

И тут до Тайки дошло. Похоже, леший впервые в жизни столкнулся с сетевыми троллями.

— Надеюсь, ты им не отвечал?

— Ещё чего! Разумеется, ответил. Говорю, кто обзывается, тот сам так и называется. И по матушке припечатал.

— Дай угадаю: а потом вы устроили скандал на сто комментов?

— Сто двадцать восемь… — Гриня опустил виноватый взгляд. — Что мне делать, ведьмушка? Они, вишь ты, друзей привели. Житья мне теперича нету. Хотел лесавок на них натравить, а эти негодяйки — представь себе — отказались вступиться. Сказали: ну их, людишек мерзких и ентернеты с техникой, не разбираемся мы. Так что с лесавками мы тож разругались…

— Дай сюда телефон, — Тайка протянула руку. — С троллями не нужно разговаривать. Они приходят, чтобы нарочно тебя обидеть и самоутвердиться за твой счёт. Поэтому обидные комментарии трём, обидчика — в бан.

— В жбан? — обрадовался леший, потирая широкие ладони. — Это я могу! И в тыкву тоже прописать желаю!

— Не в жбан, а в бан, — наверное, впервые за этот злополучный день Тайка улыбнулась. — Просто запрещаем им писать тебе гадости. Раз — и всё.

— А разве так можно?

— Почему нет? Вот представь, что в твой лес зашёл какой-нибудь турист. И вместо того, чтобы собирать грибы да ягоды, начал поджигать траву, ломать молодые деревца и раскидывать повсюду мусор. Что ты сделаешь?

— Ну, пугну его, чтобы неповадно было.

— Допустим. А если не помогло?

— Ещё раз пугну, — леший, похоже, не понимал, чего Тайка от него хочет.

— А конечная-то цель твоих пугалок какая?

— Да шоб энтот турист либо вёл себя прилично, либо вообще в чащу впредь зайти боялся. Неча тут шляться и пакостничать, мой это лес!

— Вот именно, — Тайка с облегчением выдохнула. — Твоя страница — это как твой лес, понимаешь? Кто с недобрыми намерениями явился — пусть уходит.

— По-о-онял! — Гриня просветлел лицом и вырвал телефон из рук Тайки. — Ща я им всем в жбан! Мой лес — мои правила!

— Кстати, я тут тоже кое-что понял, — встрепенулся Никифор. — Это всё злобушки-воробушки виноваты!

— Кто?! — Тайка, Пушок и Гриня сказали это хором. На домового уставились три пары недоумевающих глаз.

— Эх, молодёжь! Всему-то вас учить надо! — Никифор потёр руки: уж очень он любил порой понаставничать. — Энто бабке Таисье ещё ейная бабка рассказывала — живут на свете такие птички: на вид вроде как воробьи, только пером черны. А глаза горят, аки уголёчки алые. Налетит такая стая, прыгает, чирикает, потешается. Посвист их человечьему уху не слышен, а на нервы действует, аки металлом по стеклу. И начинает ярость в душе закипать. А коли на улицу выйдешь да, божечки не приведи, в помёт ихний вступишь — тут вообще злоба начинает через край перехлёстывать и переть, будто каша из котла. Рот сам собой раскрывается, говорит слова обидные, умножает яд и передаёт дальше. А злобушки-воробушки и рады — ещё пуще чирикают, людским гневом насыщаясь.