Чудеса Дивнозёрья

— Как твоё имя? Уж не Карачун ли ты? — а потом шумно втянул носом воздух.

— Сгинь, сгинь, уйди! — старик завертелся, размахивая посохом.

Коловерша шлёпнулся на землю, едва увернулся от дедова сапога и в один прыжок оказался опять у Тайки на ручках.

— Тая, он жулик!

Дед злобно зыркнул на них и замахнулся посохом, но его руку перехватил второй старик:

— Шёл бы ты, братец, восвояси. Раскусил тебя этот лучший из коловерш. Знать, не зря ему сей громкий титул дарован был!

Карачун съёжился и отступил, лицо его исказила злоба:

— Я это вам ещё припомню! — рявкнул он, стукнув посохом оземь.

Тут откуда ни возьмись налетел вихрь, и вредный старик исчез: только кучку снега после себя и оставил.

— Молодец, — Тайка почесала Пушка за ухом, а домовой одобрительно крякнул.

— Не зря, стало быть, мы этого проглота кормим!

Мороз-Студенец, усмехнувшись в бороду, протянул Тайке ключик на ладони:

— Добро, что вы моего братца на чистую воду вывели. Выбрали бы его — тут он вас и уморил бы. Это же его любимая забава: путников до смерти морозить. Что ж, провожу вас к вратам, ну а дальше вы уж как-нибудь сами.

Тайка, кивнув, взяла ключ.

Она думала, что идти придётся долго, но Мороз-Студенец надул щёки и хлопнул в ладоши — тут небо потемнело, опять налетел вихрь. Перед глазами замелькали опавшие листья, хлопья снега припорошили волосы, в лицо дохнул холодный ветер. Тайка невольно зажмурилась, а открыв глаза, обнаружила, что стоит перед резными воротами высотой в два человеческих роста. Похоже, те были сделаны из чистого льда.

— Ух и сияют, — Пушок вытаращил жёлтые глазищи, — прямо как карамелька!

— Только не вздумай облизывать, — Никифор отряхнул шапку от сухих листьев.

— А если совсем немножечко?

— Язык примёрзнет!

Пушок вздохнул, горестно развесив уши, а Тайка огляделась по сторонам: Мороз-Студенец доставил их на место, как обещал, и умчался куда-то прочь вместе со своим бродячим вихрем.

На небо вышла яркая луна, осветив растущие вокруг поляны высокие сосны и непролазный бурелом — ни пешему пройти, ни конному проехать. Впору было забеспокоиться, как они отсюда выбираться будут, но Тайка решила подумать об этом позже.

— Так, — она сжала в кулаке серебряный ключик, — давайте поищем замочную скважину.

Ажурная резьба завораживала и, казалось, нарочно отводила от себя взгляд. Сколько Тайка ни всматривалась в неё — ничего похожего на скважину не видела. Глаза начали уже слезиться от напряжения, когда вдруг Пушок, захлопав крыльями, завопил:

— Есть! Там, на самом верху!

— Ишь, какой глазастый. Ну, ты нашел, тебе и открывать, — Тайка протянула ему ключ.

Коловерша поддел когтем цепочку и на радостях несколько раз перекувырнулся в воздухе.

Ключик вошёл в замочную скважину без труда и так же легко повернулся. Ворота распахнулись, вот только за ними ничего не было — сплошной туман.

— Не суйся туда, Таюшка-хозяюшка. Чую, опасно это, — Никифор размотал сукно, достал балалайку и согрел дыханием руки. — Пора нам концерт устроить для Зимушки-зимы. Эх, понеслась!

— Погоди! — Пушок спикировал ему под ноги и встряхнулся. — Я не могу так сразу! Мне нужно настроиться.

— Ишь, артист! Это инструмент сначала настроить надо, а тебе чего подкрутить? Хвост? — домовой ударил по струнам.

Тайка набрала в грудь побольше морозного воздуха и запела бабкину закличку — песенку для зазывания зимы:

— Зимушка-зима, приходи — нас морозы ждут впереди. Чистым снегом землю укрой, как невесту белой фатой; вьюгой грусть-тоску замети — зимушка-зима, приходи!

Лёд тихонько зазвенел, но из ворот так никто и не вышел, хотя Тайке казалось, что за ними оттуда кто-то наблюдает, оценивает. Она старалась вовсю, вспомнила все заклички, какие знала, — и пела, пока вконец не охрипла.

— Ну, Пушок, твой выход, — закашлявшись, Тайка полезла за термосом.

В этот момент Никифор грянул плясовую.

— Я ещё не готов, — заныл коловерша, но Тайка, выудив из сумки плюшку, помахала у него перед носом.

— Хочешь вкусненького?

— Она ещё спрашивает!

— Тогда танцуй.

— Злая ты, Тая, — фыркнул коловерша и, встав на задние лапы, лихо пошёл вприсядку.

Он кружился, то и дело взмахивая крыльями и подмурлыкивая в такт. Тайка, не удержавшись, прыснула, но, поймав обиженный взгляд Пушка, сконфузилась и начала хлопать в ладоши, отбивая ритм.

Врата засияли золотым светом — будто бы на ночной поляне вдруг рассвело, — а из тумана появилась женщина. Казалось, она не шла, а плыла по воздуху. Тяжёлые белые косы спускались до земли, голову венчала расшитая хрустальными бусинами кичка, длинный сарафан весь искрился, словно лёд под солнцем, а там, где ступали её сафьяновые сапожки, землю тут же укрывал пушистый снег. В глазах Зимы, серых, как пасмурное небо, плясали смешинки. Она улыбнулась, показав жемчужные зубы, раскинула руки и закружилась. Из её рта вырвалось облачко пара, взмыло к верхушкам сосен и на глазах выросло в большую снежную тучу, которая степенно уплыла вдаль.