Чудеса Дивнозёрья

Во мгле Тайке мерещился знакомый долговязый силуэт, из последних сил она шагнула вперёд, и чьи-то крепкие жилистые руки сгребли её в охапку. Ветер взревел, словно раненый зверь. Где-то за спиной, надломившись, с треском упало дерево — наверное, одна из елей, что росли у входа, не выдержала бури. От страха у Тайки из глаз брызнули — и тут же застыли льдинками на щеках — слёзы. Всхлипнув, она уткнулась в мягкий шерстяной свитер Лиса, от которого пахло мятой, корицей и кофейными зёрнами. Среди мрачного морозного царства от Кощеевича вдруг повеяло таким неожиданным домашним уютом, что сердце само застучало чаще, разгоняя по жилам кровь. А Лис что-то прошептал на чужом языке, и лихой ветер подхватил их обоих, унося прочь из мрачных карачуновых владений. Куда? Домой, конечно. Поближе к тёплой печке и свежесваренному кофе.

Когда они немного отогрелись и покрасневшие пальцы снова начали сгибаться, Тайка, шипя от боли, достала из кармана горячую солнечную монетку. Уф, не потерялась.

— Надеюсь, это то, что нам нужно?

Лис забрал добычу, повертел её, подул на обожжённые пальцы и расплылся в счастливой улыбке:

— Ты молодчина, ведьма. Сейчас мы с тобой вернём свет и тепло в этот мир.

Он дыхнул на монетку, будто бы сдувая с неё пыль. В воздух взметнулись золотые искры, похожие на семена одуванчика — «парашютики», как их называла Тайка в детстве. Сияющие «парашютики» медленно оседали на пол и гасли. Через какое-то время на кухне стало душно и влажно, как в бане. Тайка вскочила, распахнула окно и упала обратно на табуретку, обмахивая полотенцем раскрасневшееся лицо.

— Уф, ну и жарища!

— Ха! Это тебе не просто какая-то там обычная жара, а сама суть летнего зноя. Теперь можешь быть уверена: наступающий год будет тёплым — во всех смыслах, — Лис вытер запотевшую монетку о рукав свитера (похоже, золото больше не обжигало пальцы) и, ничуть не смущаясь, спрятал её в карман джинсов.

— Эй! — надула губы Тайка. — Вообще-то, я эту монетку из логова Карачуна достала. Мог бы мне её оставить, на память.

— Не-а, — чародей погрозил ей пальцем. — Она — моя.

Если прежде у Тайки были подозрения, что Лис что-то недоговаривает, то теперь она в этом окончательно уверилась.

— Погоди… так ты с самого начала затеял всё это, чтобы получить сокровище Карачуна?

— Умная ты слишком, ведьма, — скривился Кощеевич, поднимаясь во весь рост.

И куда только подевалась напускная нескладность? Он расправил плечи, выпятил грудь и даже челюсть вперёд выдвинул — видимо, для пущей убедительности. Тайка поняла: хоть ешь его, хоть режь, а монету этот хитрец ни за что не отдаст. А она попалась в ту же самую ловушку: поверила плуту.

— Небось, и твой дядька Студенец никуда не пропадал?

— Ага, — Лис кивнул, сверкнув белозубой улыбкой. — Я его спрятал. Не бойся, ничего плохого с ним не случится. Гуляет он нынче: сыт, пьян, сам в кабаке, нос в табаке. Вот только счёт дням немножко потерял. Как проспится — обалдеет.

От этой нахальной улыбочки у Тайки аж щёки запылали от негодования:

— Ну ты и фрукт! А говорил, мол, «никогда не вру»!

— Так я и не врал, — пожал плечами Лис. — Солнечное тепло Карачун и впрямь каждый год крадёт, а Студенец высвобождает. Традиция у них такая. Ну а в этот раз мы с тобой всю работу за Студенца выполнили. И весьма недурно, между прочим!

Он довольно потянулся, хрустнув костяшками пальцев.

— И зачем тебе эта монета? А ну, признавайся! — Тайка наступала на него, сжимая в руках полотенце. Ей так хотелось всыпать Лису по первое число.

Вот только не надо говорить, что хорошие девочки не должны драться! Иногда очень даже должны. Иначе вот такие ушлые Кощеевичи на шею сядут и ножки свесят.

Лис, почуяв, что дело пахнет керосином, опасливо попятился:

— Полегче, ведьма, мы ж с тобой давно друг друга знаем, почти родные уже…

— Ага, сейчас вот ты у меня полотенцем по хребту и получишь! От всей, так сказать, родственной души!

Кажется, сейчас ей вполне удавалось выглядеть грозно даже в пижаме с единорожками. Лис пятился, пока не наткнулся поясницей на подоконник; бросил отчаянный взгляд в окно, словно подумывая, что больше уязвит его гордость: поспешное бегство или удар полотенцем…

Всё-таки не сбежал. Ну и ладно, пускай пеняет на себя! Тайка в сердцах замахнулась, но тут паника в тёмных глазах Кощеева сына сменилась шальной хитринкой:

— А может, хочешь узнать, для чего мне понадобилась эта монетка, ведьма? Тогда брось полотенце. И с тебя какао.

Тайка ахнула от такой наглости, но любопытство, как обычно, взяло верх.

— Пф! Да ты прямо как Пушок вкусняшки выпрашиваешь. Тоже мне, Кощеевич великий и ужасный! Нет уж, давай сперва рассказывай, а потом я решу, стоили ли твои слова чашки какао, — она великодушно отложила полотенце, и Лис, ловко подпрыгнув, уселся на подоконник, болтая ногами.