Чудо - из чудес

            — Ах, вот оно что, — понял он. — Да ты, стало быть, домашняя? Или, как правильнее будет сказать — ручная! И, наверное, хочешь есть и пить? Не беда, сейчас принесем!

            Он прошел в родительскую комнату.

            Спросил у паломника, нет ли здесь на кухне чего-нибудь съестного.

            Нет, не для него.

            А для птицы.

            Да не синички — вороны!

            Тот дал ему хлеба и рыбы.

            Стас накрошил все это в миску.

            Наполнил банку водой.

            И, принеся в свою комнату, поставил на подоконник.

            Ворона тут же подлетела к нему.

            Еду она демонстративно обошла стороной.

            Зато пила долго и жадно.

            Тогда Стас сам взял кусочек рыбы и протянул ей:

            — На, ешь!

            Но ворона решительно отвернулась от еды и снова взлетела на карниз.

            — Ишь ты какая — гордая! — покачал головой Стас. — Ну ничего, проголодаешься, сама все склюешь!

            Он снова хотел выключить свет.

            Но передумал и огляделся вокруг.

            Да, права была Ленка: если к столу и кровати тут ничего не добавилось, то стены, действительно, благодаря усердию паломников стало не узнать.

            Все они были завешаны большими и маленькими иконами, вырезками из журналов с изображением монастырей, церквей и портретами старцев…

            С текстами молитв…

            — Когда-то под ними, — усмехнулся Стас, — висели следы моих поисков смысла жизни.

            После того, как впервые придя к ним знакомиться, бывший крупный чиновник на пенсии, ближайший сосед Григорий Иванович сказал, что главное в жизни — это власть, Стас вырезал — откуда только смог — фотографии президентов, генералов и других людей, обладающих этой властью.

            Тоже стал вырабатывать ее в себе.

            И, по-своему, разве что не молился на них…

            Следующий гость — дядя Андрей, огромный мужчина, работавший на бойне, а затем ставший жалким инвалидом после инсульта, убедил Стаса, что нет ничего лучше, чем вкусно есть и наслаждаться всеми благами жизни. От чего его, и как впоследствии не напрасно, всячески пытался отговорить отец. Но дядя Андрей и слушать тогда не захотел, за что потом и расплатился здоровьем.

            Новых вырезок беседа с ним не прибавила, но направление мысли Стаса тогда несколько изменилось.

            Затем здесь побывал олигарх Игорь Игоревич — отец Ника, бывшего тогда безнадежным наркоманом, которому не смогли помочь миллионы и миллиарды отца, и которого избавил от этой смертельной зависимости своею дерзновенной к Богу молитвой и любовью отец Тихон.

            После отъезда Игоря Игоревича на стене появились вырезки из газет с курсами доллара и других валют, интервью с известными бизнесменами.

            А Стас решил, что все вместе: власть, деньги и развлечения с удовольствиями и составляют настоящий смысл жизни.

            Все это неожиданно перечеркнул директор местной школы Юрий Цезаревич. Бывший тогда яростным атеистом — это потом, едва не погибнув жуткой смертью, он обрел веру — он уверенно заявил, что смысл жизни заключается в том, чтобы ставить после себя благодарную память потомкам.

            Как, например, великие поэты, писатели, ученые, актеры…

            Или — просто скромно воспитавшие детей, проложившие новую дорогу, посадившие деревце люди…

            Стас тщетно пытался выведать, а каково же тогда всем им самим после смерти жить в этой памяти?

            Чувствуют ли они хоть что-то?

            Сам он тогда панически боялся смерти, даже затыкал себе уши, чтобы не слышать своих мыслей о ней…

            Но тут, под влиянием Юрия Цезаревича, она властно напомнила о себе: и все эти только что вожделенные — власть, слава, деньги сразу потускнели, стали бессмысленными и никчемными.

            Ибо всё когда-то, стань ты хоть диктатором всей земли и самым богатым человеком на свете, должна была перечеркнуть смерть.

            Поэтому этот заданный вопрос был для него самым главным.

            Можно сказать, последней надеждой.

            И важнее его не было ничего на свете!

            Но вразумительного ответа от поспешившего переменить тему разговора Юрия Цезаревича на это не последовало.

            Зато, на всякий случай, на стене появились портреты Пушкина, Циолковского, маршала Жукова, Юрия Гагарина, отца медицины Гиппократа (которого он переделал из изображения скульптурного бюста какого-то римского императора) или… наоборот — уже и не вспомнить…

            А, впрочем, почему это не вспомнить?

            Стас согнал морщинки на лбу, напрягая память.

            Да, точно — это действительно было наоборот!

            Как и вообще все тогда в его жизни…

            Он вырезал из отцовской научной книги портрет Гиппократа и подписал под ним: «Император Деций».

            Уж кто-кто, а римский император стал для него практическим образцом смысла жизни: ведь он имел для этого все: власть над целым миром, огромные деньги и возможность полностью жить в свое удовольствие. Ну, и разумеется, полную известность как тогда, так и на все последующие века. И даже тысячелетия.

            А имя Деций Стас написал — потому что, как раз в то время читал о нем.

            Велевший в наказанье сидеть ему в этой комнате и думать, как жить дальше, отец разрешил из всех развлечений оставить одну большую толстую тетрадь, в которой учительским почерком была написана историческая повесть отца Тихона «Приди и виждь» [9].

            Он писал ее, когда еще не был старцем-монахом, а работал учителем истории в школе.