Однажды к Махараджи в Ниб Карори пришёл человек и пожаловался на то, что у него нет сына. Он обещал построить храм и вырыть колодец, и Махараджи сказал, что Бог благословляет его. Однако после рождения сына этот человек ничего из обещанного не выполнил. Махараджи отреагировал так: «Что мне остаётся делать с этим?» И вскоре после этого дом этого человека сгорел дотла, уничтожив всё его имущество и деньги.
*
Один старик, живший в городе, где остановился Махараджи, ослеп. Люди обратились к Махараджи за помощью в исцелении, но он сказал: «Самарт Гуру Рам Дас излечил его мать от слепоты, но таких святых больше нет». Затем Махараджи попросил плод граната, выжал из него сок и выпил. Он натянул одеяло себе на лицо. Все увидели, как у него из глаз потекла кровь. Махараджи сказал слепому, что если Бог вернёт ему зрение, он должен будет оставить свой бизнес и посвятить свою жизнь духовному развитию. И вскоре после этого зрение человека восстановилось.
Врач, пришедший осмотреть глаза старика, воскликнул: «Это невозможно! Кто это сделал?» Ему сказали, что это дело рук Махараджи, и он помчался на вокзал, чтобы встретиться с ним. Махараджи был уже в вагоне, врач запрыгнул в поезд и стал делать пранам, а Махараджи всё твердил: «Это тот врач, который вылечил слепого. Он очень хороший врач, очень хороший врач». Месяца через три-четыре, однако, тот старик не удержался и вернулся к своей работе — и почти сразу же потерял зрение вновь.
*
В пустом доме, принадлежавшем одному преданному-индусу, поселили большое количество западных преданных. Мы заполнили его своими телами от стенки до стенки. Каждый день мы направлялись к дому Дады, где остановился Махараджи. Мы встречались с ним, и нас щедро кормили пищей, сладостями и поили чаем. Но затем Махараджи прекратил встречаться с нами. Мы продолжали ежедневно ходить в дом Дады, и нас по-прежнему кормили; но без даршана Махараджи такие посещения потеряли всю свою прелесть. Хотя я очень любил быть рядом с ним, я не был очень огорчён, но среди нас было много тех, кто только недавно прилетел в Индию, и некоторые из них вообще ни разу не встречались с Махараджи. День за днём они пребывали в ожидании, следуя за нами из дома в дом, но я видел, что скоро они устанут от этой игры и уедут. Однако я ничего не мог сделать.
И вот однажды я был вызван в комнату Махараджи. Мне было сказано: «Главнокомандующий Рам Дас, завтра не приводите сюда никого до шести часов вечера». Вернувшись на место нашей дислокации, я объявил, что на следующий день мы пойдём к Махараджи после шести.
Вечером следующего дня все новички и большинство старых преданных пришли, как было велено, в шесть часов. Мы обнаружили, что некоторые из старых преданных, проигнорировав мои указания, явились в четыре часа. Этих людей накормили и, что более важно, они много времени провели с Махараджи. А когда мы прибыли в шесть, нас, хотя и накормили, но к Махараджи не пропустили.
Позже меня снова вызвали к Махараджи. На этот раз он выглядел сердитым и сказал: «Рам Дас, люди сегодня явились в четыре часа. Я хочу, чтобы завтра никто не приходил до шести». Когда мы вернулись домой, я снова проинформировал всех о желании Махараджи, особенно обратив на это внимание тех, кто в тот день их проигнорировал.
На следующий день всё было ещё хуже. Не только те, кто ослушался в прошлый раз, отправились к Махараджи в четыре; теперь бунт стал распространяться, и к ним присоединились другие старые преданные. В шесть часов я прибыл с теми из новых преданных, которые считались с моими указаниями; поддержали меня и несколько старых преданных. И снова мы столкнулись с той же ситуацией. Группа, прибывшая раньше, получила длительный даршан Махараджи, а мы не получили ничего. Я начал сердиться.
О следующем дне указаний дано не было, поэтому мы все пришли рано. Нас держали в гостиной, мы пели, пока Махараджи беседовал с индусами-преданными на кухне. Через некоторое время нам сообщили, что Махараджи собирается встретиться с женщинами — и они все помчались на даршан. Ещё через какое-то время, в течение которого мы продолжали петь, было объявлено, что на даршан приглашается половина мужчин. Конечно, все хотели попасть на него, но самые робкие и совестливые, а также несколько новичков остались со мной, продолжая слабо тянуть песнопения и одновременно с ревностью слушая смех и разговоры, доносившиеся из соседней комнаты.
Затем пришло сообщение, что в этот вечер Махараджи больше ни с кем встречаться не будет. И тогда я рассвирепел от такого произвола. То, что несколько новых преданных, согласившихся подождать, будут лишены даршана, казалось мне вопиющей несправедливостью, и я, разыскав Даду, вылил на него всё своё возмущение. Свой гнев я и не скрывал, но Дада сказал: «Думаю, тебе лучше самому поговорить с Махараджи».
— Я поговорю, — ответил я.
Дада вошёл в комнату Махараджи, и вскоре меня пригласили внутрь. Нас было только трое. Махараджи посмотрел на меня и спросил: «Кья?»