Чудо любви. Истории о Ним Кароли Бабе

Я, конечно, знал, что он знает все мои мысли, и у меня не было настроения играть в игры, поэтому я сказал: «Махараджи, вы знаете, что у меня на сердце».

Но он всё же хотел, чтобы я объяснил всё сам и повторил: «Кья?»

Тогда я ответил: «Махараджи, вы поступаете несправедливо», — и рассказал ему о тех новых преданных, которые так и не смогли увидеться с ним. Закончив свою речь, я сел, ожидая его ответа. Наверное, я чувствовал, что заслуживаю объяснений и ждал их. В конце концов, Махараджи нарушал мои представления о гуру.

Он смотрел на меня с любопытством, затем взглянул на Даду, как будто не понимая, о чём идёт речь; после чего протянул руку и, дёрнув меня за бороду, сказал: «Рам Дас сердится». И это всё. Затем он посмотрел мне прямо в глаза, и мы некоторое время удерживали взгляд друг друга.

В эти мгновения я ясно увидел, в какое положение я попал. Действия Махараджи не были «рациональными» или во всяком случае «справедливыми», и он не извинялся за них. У меня был выбор. Я мог подняться и выйти из комнаты, оставив его; и в этом случае я бы остался со своей праведностью — но без гуру. Или же я мог принять его «нерациональность» и «несправедливость». Сознавая, что он знает, а я — нет, я поклонился, коснувшись головой его стоп и снова отдал себя в его руки. (Р. Д.)

Карма получения виз

Для западных преданных «игра» с Махараджи часто сосредоточивалась вокруг вопросов, связанных с визами и пропусками. Будучи гостями в стране, и так несущей бремя миллионов голодных людей, мы, духовные ищущие с худыми кошельками, были не самым желанным контингентом туристической популяции. И каждые три месяца мы проводили значительное количество времени в отдалённых городах и деревнях, выискивая дружелюбно настроенных иммиграционных чиновников, которые продлили бы наши визы.

Обращение к Махараджи было последним средством, и он, если нас постигало полное поражение, мог отправить нас к какому-нибудь преданному, работавшему или начальником полиции в большом городе, или министром в Дели, и таинственным образом виза продлевалась... обычно. Но иногда Махараджи посылал преданного то в одно учреждение, то в другое, и ничего не помогало. Казалось, что Махараджи совсем ничего не мог сделать против каменной непреклонности отдела виз, и преданному приходилось возвращаться обратно в Америку или ехать в Непал, чтобы позже снова появиться в Индии.

Этот «визовый танец», казалось, углублял сомнения и замешательство об относительной силе мирского в противостоянии духовным гигантам. Однако большинство из нас видели в этом часть игры Махараджи с нашими привязанностями, а также ещё одну ситуацию, в которой мы должны были учиться самоотдаванию и повиновению.

Когда я спросил его, что мне делать для того, чтобы получить визу, он вначале велел мне отправляться в Канпур. Затем он сказал: «Нет, не в Канпур. Езжай в Матхуру. Или нет, отправляйся в Лакнау». В течение двух минут он назвал мне три разных места. В конце концов он сказал: «Не имеет значения, куда ты поедешь, так как тебя всё равно вышвырнут», что, конечно, и было сделано.

*

Однажды меня охватило беспокойство по поводу визы, и я начал давить на Махараджи. Он находился в своём «кабинете», а я и Дада беседовали с ним через окно. Я постоянно спрашивал: «Куда мне идти? Она почти истекла. Куда мне идти? Что мне делать?» Махараджи ничего мне не отвечал, а когда я особенно сильно нажимал на него, он только клал голову себе на руки. Дада увидел, что происходит, и прошептал мне: «Уходи отсюда. Уходи прямо сейчас, иначе он может отправить тебя обратно в Америку. Отойди от окна».