Чудовище

— А что делают королевские пажи? Интересная это служба? — спрашиваю я, хоть и не очень представляю себе, кто такие пажи.

Рен отламывает корочку хлеба и кидает в рот.

— Пажом быть хорошо. Король у нас добрый. Мне повезло. Короли всякие бывают, — говорит он. — А когда дворец опустел, а король спрятался, жить стало еще… скажем так, интереснее, чем раньше.

— Почему?

— Ну, во-первых, когда я только начинал служить при дворе, никому не запрещали гулять хоть всю ночь. — Рен вытягивает ноги и откидывается назад, опираясь на локти. — А теперь после заката ходить нельзя, но мне вышло особое разрешение. — Он улыбается.

— А почему после заката нельзя выходить? — Я знаю ответ, но девочка, которая только недавно приехала в Брайр, — а я ведь ею и притворяюсь — наверняка спросила бы. Кроме того, мне очень хочется знать, как все происходящее выглядит со стороны Рена. Интересно, а я-прежняя — она участвовала в истории?

Лицо Рена мрачнеет, и я жалею о сказанном.

— Колдун крадет и убивает девочек, но сначала насылает на них проклятие болезни. Зачем — не знаю. Это просто… бессмысленно как-то. — Он откидывается на спину и закрывает глаза. — Ночью проклятия становятся сильнее, и заразиться легче. Совсем остановить заразу не удается, но благодаря запрету она расползается медленнее. Но все равно расползается.

Меня просто распирает от желания рассказать, что это я спасаю больных девочек, и останавливает меня только одно. Придется ведь объяснять, как именно я это делаю.

А тогда придется рассказать и о том, кто я такая. Что меня тоже когда-то убил колдун. Я представить себе не могу, как воспримет это Рен, а уж когда узнает, что я отчасти животное… С Бату крылья и хвост меня скорее роднят, но вот с Реном — вряд ли.

— Ох, извини. Ты… ты знал кого-то из этих девочек?

Он кивает, но больше ничего не говорит.

Я решаюсь за какое-то мгновение, но растягивается оно на целую вечность. Грудь Рена мерно поднимается и опускается при дыхании. Прядь каштановых волос упала на лоб и закрыла собой один глаз. Мне нельзя желать быть рядом с Реном. Нельзя хотеть узнать его поближе.

Но я хочу.

Я ложусь рядом и кладу свою руку на его. Кожа у него прохладная, но он этого, похоже, не замечает.

С неба на нас смотрят, переливаясь, сотни звезд. Интересно, что они оттуда, сверху видят? Здорово, наверное, видеть все-все на свете. Может быть, если бы я смотрела оттуда, то увидела бы колдуна, остановила бы его, спасла девочек, которым еще только предстоит заболеть. Я положила бы конец мучениям города. Мучениям Рена.

— Когда я был маленьким, — говорит Рен, — у меня умер дедушка. Мама сказала, что его душа превратилась в звезду и вечно будет смотреть на нас с небес. Мне нравится думать, что те девочки тоже стали звездами.

— И мне.

А если бы отец меня не оживил, я бы стала звездой? Я сжимаю руку Рена, он поворачивает голову и смотрит на меня. Задохнувшись, я снова перевожу взгляд на небо.

— А мою маму убили. Это тоже было так бессмысленно.

Теперь уже он сжимает мою руку.

Глаза наполняются теплой влагой. Я быстро моргаю. Только теперь до меня дошла вся правда сказанного. У меня остался только отец. И дракон, который зовет меня сестрой. А братья и сестры Бату — они тоже стали звездами? Дракон горюет так же, как Рен, я чувствую это по его странной манере говорить. А я буду звездой? Когда-нибудь потом — буду?

Не в силах ответить на свои вопросы, не решаясь произнести их вслух, я цепляюсь за руку Рена. Он сильно встревожен, это видно с первого взгляда.

Он ничем мне не поможет. Он знает обо мне гораздо меньше, чем я сама. Но после этой ночи, после того, как мы вместе смотрели в звездное небо, у меня появилось нечто новое.

Новые воспоминания.

Пусть я потеряла маму, пусть утратила память той девочки, которой была когда-то, — но теперь со мной всегда пребудут звезды.

День тридцать шестой

С утра идет ливень, поэтому отец остался дома, но меня так и подмывает перемахнуть через проклятую изгородь и сбежать. Из башни виден туман, окутывающий верхушки деревьев. Пробивающиеся сквозь него лучи солнца наполняют лес дрожащим светом.

Хочется одного — найти солнечный уголок, забраться туда с книжкой, а под ногами пусть клубится туман.

Но отцу не нравится, когда я бездельничаю. Я лечу вниз, и в голове моей складывается план. Как только мои ноги касаются земли, откуда-то появляется Пиппа. Она делает вид, что хочет меня укусить, а потом бежит следом за мной в башню.

Впрочем, в отцовскую лабораторию я вхожу без нее. Пиппа никогда туда не заходит — это единственное, чему отец ее все-таки обучил. Она садится на пороге и поскуливает, глядя, как я спускаюсь по ступеням вниз. Я машу ей рукой.

Отец возится в углу, делает что-то с одним из холодильных ящиков. Заслышав мои шаги, он захлопывает ящик и оборачивается, но я все-таки успеваю увидеть, что внутри. Что-то вроде детской руки, хотя, конечно, никаких рук там быть не может.

— Ким, — говорит он, — милая, что привело тебя сюда?