И все же я знаю, что Рен в городе. Он по-прежнему оставляет во дворце записки — они мучительно напоминают хлебные крошки из сказки, и смысла в них столько же. Загадочный Д. появляется в них все чаще. «Новые заболевшие. Д. на новом месте». А потом «Д. нигде нет». Я уверена, что Д. — это человек, хотя отец полагает, что за этой буквой может скрываться что угодно, от имени человека до шифрованного названия защитного отряда и вообще чего угодно.
Как бы там ни было, Рен знает, кто такой Д., и сообщает кому-то обо всех его передвижениях.
Моя решимость — никогда больше о нем не стану думать! — меркнет с каждым часом. Я не могу не думать о нем, ведь он так тесно связан с моим собственным делом. Девчонка уехала в Белладому. Я этому рада. Может, теперь Рен снова вспомнит обо мне? Желание увидеть его, услышать, вдохнуть его запах, посмеяться с ним вместе сильнее меня.
Отец по-прежнему прячет меня в доме, как принцессу из сказки, которую заперли в башне. А мне, как и принцессе, нужно что-то еще. Та часть меня, которая была когда-то мной-прежней, жаждет глубоких отношений с человеком.
«Любовь» — вот какое слово подбрасывает мне память.
Я кручу его так и эдак, произношу вслух. Я шепчу его в лесу, и оно летит со мной рядом в тумане.
«Любовь».
Я люблю Рена.
Я не могу сдержать дрожь.
И все же я зла. Мое сердце рвется надвое. Мне хочется обнять его и хочется разорвать в клочья. Неужели людей всегда мучают подобные чувства? Неужели они всегда разрываются между ненавистью и любовью? Нет, я бы так не смогла. Меня переполняет благодарность. Отец сделал меня чем-то большим, нежели просто человек. Вероятно, те животные части, что он в меня добавил, предохраняют меня от человеческих чувств во всей их полноте.
Туман расстилается вплоть до самых стен города. Когда стражник, охраняющий этот участок стены, проходит мимо, я без колебаний преодолеваю преграду. Я должна спасать девочек, и точка.
Забудь Рена. Пусть он останется только мечтой — в сущности, он и есть не более чем мечта.
Я бегу, прячась в тенях. Туман просочился и в город, окутал деревья и дома толстой пеленой. Капельки воды оседают на юбке и на волосах, вид у меня становится диковатый, но ведь я и чувствую себя диким существом. Я ускоряю бег.
И резко останавливаюсь у самой площади с фонтаном.
В нос мне бьет запах свежевыпеченного хлеба и корицы. Я цепенею, вся разом — от макушки до кончика хвоста.
Он здесь. Рен здесь. У нашего с ним фонтана. Во мне поднимается надежда, и замершее было тело вновь обретает возможность двигаться.
Я осторожно ступаю на площадь. Рен слышит мои шаги и поднимает глаза.
Выражение его лица заставляет меня замереть на месте.
Это горе, подсказывает разум.
На лице у него написана мука, но он пытается улыбаться. Я делаю еще шаг. Теперь нас разделяют каких-нибудь три метра.
— Ким, — говорит он. — А я думал, ты больше не придешь.
От звука моего имени, произнесенного голосом Рена, на душе у меня становится тепло и хорошо. Все-таки он меня не позабыл.
Я подхожу ближе.
— Вот, пришла.
— Почему же тебя так долго не было? Ты говорила, что приходишь, потому что любишь город, а потом взяла и исчезла.
Я не могу посмотреть Рену в глаза — что, если он смотрит на меня обвиняюще?
— Ну, мой отец… — говорю я, призывая на помощь сказочку, которой придерживалась прежде. — Он болел, и я не могла уйти из дому. Вот только сейчас удалось.
Я облокачиваюсь на край фонтана; из-под воды подмигивают серебряные и золотые монетки.
— Почему ты такой грустный?
Я должна знать. Мне больно видеть его неприкрытую грусть.
Он смотрит на воду. Он уже не тот, что прежде. А мне хочется, чтобы он стал таким, как раньше. Я что угодно готова для этого сделать.
Он сжимает и разжимает кулаки, а потом лупит по краю фонтана, да так, что я боюсь, как бы руке не было худо. Люди ведь такие хрупкие.
— Ее украли, — говорит Рен охрипшим голосом. Звук этого голоса царапает мне ухо.
— Кого? — Я холодею. Кажется, я уже знаю ответ.
Он сгибается пополам, словно кто-то ударил его в живот. Я нерешительно протягиваю руку и кладу ему на плечо, словно пытаясь забрать у него эту боль.
— Я за нее отвечал. — Он снова бьет по фонтану, и я подпрыгиваю. Никогда еще я не видела Рена в таком состоянии. — Она заболела несколько дней назад. Люди, у которых она жила, отправили ее в больницу еще прежде, чем я обо всем узнал. Они думали, что там она будет в безопасности, а она исчезла. Это я виноват.
Он смотрит мне прямо в лицо, и я вздрагиваю. По его щеке бежит слеза. Я стираю ее ладонью прежде, чем успеваю понять, что делаю. Слеза теплая, она падает с моего пальца в фонтан.
— Ничего не понимаю, — говорю я.
— Король и совет велели тем, кто работает в больнице, никому не говорить об исчезновении пациентов. И без того все знают, что злой колдун насылает на девочек нашего города болезнь, а уж если станет известно, что он крадет их прямо из карантина, начнется паника. Людям и так приходится тесниться, потому что лоза выгоняет их из домов, и прятать девочек нам больше негде. Мы пытались укрыть их от колдуна, но не сумели. И вот теперь колдун забрал и ее.