Остальные тоже скоро проснутся, поэтому я жалю и их, потом беру первую девочку и несу ее на улицу. Отец с Дэрреллом жарко спорят, но я успеваю услышать только самый конец.
— Придет время — тогда свое и получишь, — говорит отец.
— Уж поскорее бы оно пришло, это время.
Такого выражения лица, как у Дэррелла, я еще не видела. Не понимаю, что оно значит, зато сказанное им понимаю прекрасно. Что пообещал ему отец за помощь?
При виде меня отец светлеет лицом. Я кладу девочку на импровизированную койку, которая крепится к решетчатым стенкам в глубине повозки, и иду за оставшимися. Взгляд Дэррела жжет мне спину. Я поочередно кладу девочек в повозку, пристегиваю их к койкам и укутываю в одеяла. Они меня боятся, но я по-сестрински к ним привязана. В тюрьме им пришлось несладко, так пусть теперь будут счастливы и живут там, где никто их не обидит.
Дэррелл влезает на козлы и понукает лошадей. Я слежу за увозящей девочек повозкой, которая исчезает за изгородью.
Отец шагает прочь, но я ловлю его за руку.
— Вот и еще три. Сколько всего мы уже спасли? — спрашиваю я.
Он светло улыбается.
— Больше двух дюжин. Ты чудесно справляешься, милая. — Он целует меня в лоб, и мне становится тепло на душе. Отец мною гордится. Я все сделаю, чтобы так оно было и дальше. Он никогда не узнает о том, что я от него скрыла. О Рене и Бату.
— А что от тебя хочет Дэррелл? — спрашиваю я.
Отец поднимает брови, но почти сразу понимает.
— А, так ты все слышала. — Он вздыхает. — Дэррелл не такой, как мы. У него душа торговца. Он будет хранить в секрете наш дом и наше дело ровно до тех пор, пока ему хорошо платят.
Я усаживаю отца в кресло у огня, а сама перевариваю услышанное.
— Так ему все равно, что будет с девочками? — Это меня озадачивает. Разве можно оставаться равнодушным при виде этих милых детских лиц?
— Скажем так, себя он любит гораздо больше. Но ты не тревожься, милая. Когда мы сделаем все, что должны, Дэррелла в нашей жизни больше не будет. А пока он — ценный союзник.
Отец открывает книгу на той странице, которую читал утром.
— А чем ты ему платишь, золотом или серебром?
— Это тебя не касается, детка. Кстати, тебе, случайно, не нужно сегодня ночью проникнуть в какой-нибудь городишко?
Я улыбаюсь, чтобы его не расстраивать.
— Нужно, еще как!
— Так поди поужинай. Силы тебе понадобятся.
Отец такой заботливый, всегда знает, что мне нужно.
И я иду ужинать.
К тому времени, как солнце скрывается за горизонтом, я успеваю отчаянно соскучиться по утешителю. По тому, кто понял бы, как я одинока.
Я не сразу лечу в Брайр. Ноги сами несут меня к реке, и зов мой, обращенный к брату-дракону, так силен, что его невозможно не слышать. Я лечу над тропинкой, ориентируясь по тому, что вижу в лунном свете, да по далекому журчанию воды. Вокруг пляшут тени, но их причудливый танец меня не пугает.
Не мне бояться чудовищ, живущих в лесах. Я сама чудовище. От людей ничего надежного не жди, это я уже поняла. Во мне слишком много от животного, слишком сильны инстинкты. Я вся — лоскуты и обрывки, сшитые на живую нитку.
В сказках ничего не говорится о том, гуляют ли драконы по ночам, но я зову Бату каждой клеточкой души. Хоть бы он только пришел к реке, даже если мы никогда прежде по ночам не встречались.
Добравшись до реки, я закрываю глаза и отдаюсь на волю ощущений. На том берегу ухает сова. Весело плещется вода у ног — ей нет дела до моих горестей. Откуда-то из чащи леса наплывает аромат ночных цветов. А вот и то, что я ищу, — влажный, густой, чуть металлический запах.
Я открываю глаза и вижу проявляющегося передо мной Бату.
Кожистое крыло укрывает мои плечи, и в глазах закипают слезы. Мне так спокойно и уютно, как никогда не бывало в нашем домике. Отец меня любит, он многим ради меня пожертвовал, но даже он не в силах понять, что значит быть таким существом, как я. Жить человеческими желаниями и страхами, но знать, что между тобой и людьми стоит почти непреодолимая преграда твоего от них отличия.
А вот Бату все понимает. Он тоже жил среди людей, любил их, а они его предали.
Дракон влажно дышит мне в лицо.
Я прислоняюсь лбом к его крылу. В лунном свете Бату выглядит совсем не так, как в солнечном. Сейчас он не ярко-серебристый, а угольно-черный с голубыми проблесками.
— Я доверилась человеку и ошиблась. Нельзя было так к нему привязываться. — Я бросаю в реку камушек, и он исчезает в волнах. — Он решил, что другая девочка лучше меня. Она… посимпатичнее. Я и представить не могла, что он так просто меня предаст.
— Я очень рада, — говорю я, не в силах справиться с дрожью в голосе, — рада, что у меня есть ты.
Я извлекаю из тайника во дворце оставленное Реном послание и ни на миг не задерживаюсь у фонтана. Роза так и остается лежать на бортике. Он снова оставляет розы. Для меня или для той, другой? Во рту горчит, и я стараюсь поскорее оставить фонтан с веселыми ангелочками позади.