Чудовище

Тут мне на ум приходит еще одно тело — скелет фавна, который нашла в саду Пиппа. От макушки до кончика хвоста пробегает холодок. Может, эта девочка все время была здесь? Я знаю, зачем отец сохранил тело своего друга-фавна, но девочка-то ему зачем? Ведь в холодильных ящиках он держит только те тела, от которых собирается получить части для новых своих созданий…

А что он сделал с моим телом, когда нашел меня мертвой? Тоже положил в холодильный ящик?

— Кимера! — Отцовский голос эхом отдается на лестнице, и сердце у меня подпрыгивает.

В лаборатории холодно, но ладони у меня мгновенно потеют. Я отпускаю крышку, и вот уже девочка снова заперта в ящике.

— Я тут, папа! — отвечаю я как можно беззаботнее.

Очень хочется спросить про девочку в ящике, но меня сдерживает засевший глубоко внутри страх. Отец не хотел, чтобы я о ней знала. Если бы хотел, сам бы мне рассказал. А раз не стал рассказывать, значит, на то у него была причина.

Но какая?

— Что ты там делаешь? — хмурится отец. Я быстренько переключаюсь на голубые глаза и выдаю дрожащую улыбку.

— Я тебя искала. Чтобы поговорить.

Да, находка меня потрясла, но я все равно помню, зачем искала отца.

— Ах, ну конечно, милая, давай поговорим. Только пойдем лучше сядем у очага.

Он берет меня за руку и ведет вверх по лестнице. Не хочет, чтобы я заходила в лабораторию? Да, похоже, он недоволен, что я сюда вошла. Хотя раньше, когда отец делал новых кур, он против моих визитов не возражал.

— Подожди, — говорю я и высвобождаю руку. Глубоко вздыхаю и готовлюсь встретить отцовский гнев. — Я открывала холодильные ящики. Я видела ее. Почему ты оставил ее здесь? А мне не сказал?

На мгновение лицо отца искажается яростью, но она исчезает так быстро, что я не успеваю моргнуть.

— Не стоит тебе играть в лаборатории. Здесь много могучих и опасных вещей. Я не хотел бы, чтобы ты пострадала по недомыслию.

Его холодные пальцы ложатся мне на плечо. Плечо немеет, вязкий туман достигает головы.

— Я оставил девочку на случай, если нужно будет тебя подлатать. Но ты о ней не будешь помнить.

— Но я… — Я пытаюсь удержать нить беседы, но она выскальзывает, словно угорь из рук. О чем я там так беспокоилась минуту назад? Отец ведет меня к двери, но я все же оглядываюсь назад. Все как обычно — ящики, каменный стол, полки с непонятными склянками. Ничего особенного.

И все же каждый мой шаг прочь из лаборатории отравлен неуютным ощущением — словно я что-то потеряла. В отчаянии я сжимаю кулаки, но отец крепко держит меня за руку. Если бы только спуститься в лабораторию! Там бы я все вспомнила.

Мы садимся в кресла у камина. Отец откашливается.

— Так о чем ты хотела поговорить?

Может, я и не помню, что меня так расстроило в лаборатории, но точно знаю, зачем искала отца: чтобы рассказать ему про Рена. Я сжимаю лежащие на коленях руки так, что от усилия белеют пальцы.

— Я должна кое в чем признаться, — начинаю я. — Но тебе это не понравится.

Отец поднимает бровь:

— Многообещающее начало.

Я сглатываю.

— Я говорила с тем мальчиком. Много раз.

Отец бледнеет, потом становится красным, как мои розы.

— Что-о? — Он так сжимает подлокотники кресла, что, кажется, сейчас вспорет обивку. — Не слушаемся, значит?

Я тоже вся красная.

— Прости, папа. Я не собиралась не слушаться, просто он очень хотел со мной поговорить, а мне было любопытно. Я просто не удержалась. Понимаешь, мне ведь совсем не с кем поговорить там, в городе.

Мне вообще не с кем поговорить, кроме тебя, думаю я, но вслух этого не говорю. Отец хочет, чтобы я жила вдали от всех, словно сказочная принцесса в башне, в одиночестве, не зная мира. Но принцесса всегда хочет бежать из башни — и я тоже.

— Тебе нельзя говорить с горожанами, твое дело — выносить из города девочек! — Отец вскакивает с кресла и ходит взад-вперед.

Кажется, дело плохо. А ведь я еще самого худшего не сказала.

— Это еще не все.

Он резко оборачивается. Глаза сердито сверкают. Я сжимаюсь в комочек. Даже Пиппа не осмеливается высунуться из-под стола. Ни она, ни я никогда еще не видели, чтобы отец был так сердит.

— Что ты натворила? — спрашивает он.

— Сегодня ночью… я делала все, как ты сказал, как всегда. Проникла в тюрьму и вынесла девочку. Но Рен, наверное, был где-то неподалеку, потому что…

— Рен? Рен? Ты и имя его знаешь?

Я краснею еще сильнее, хотя, казалось бы, дальше некуда.

— А он знает мое, — шепчу я. Отец воздевает руки к потолку и что-то бормочет под нос, а потом снова принимается ходить по комнате.

— Когда я выбиралась из города, он меня нашел и увидел девочку. — Я на мгновение умолкаю, вспоминая непонимание и ужас на лице Рена. — Он не понял, зачем я это делаю, а я не могла объяснить. Я его ужалила. — Я хватаюсь за сиденье и стараюсь собраться перед тем, как на меня обрушится шквал. — Я хочу… надо все ему рассказать. Что мы делаем, кто я такая — все-все.

Отец хватает меня за плечи и трясет так, что у меня зубы стучат.

— Ты что, рехнулась, девчонка? Рассказать!

— Он все поймет! — выдавливаю из себя я. — Если он все узнает, он нам будет помогать! Он ненавидит колдуна, прямо как мы.