Чудовище

Кровь бросается мне в лицо. Это голоса живых людей, и, кажется, они спорят. Доносятся голоса из длинного приземистого здания в конце переулка. Окна здания темны, черепичная крыша цела, без единой дыры. Я спрыгиваю со своего наблюдательного поста и крадучись подхожу ближе. Может, взрослым после заката ходить можно?

Изнывая от любопытства, я пристраиваюсь у стены здания, прямо под окном.

— Да ты даже не знаешь, может, это все враки! — говорит мужской голос. — Ладно, хватит болтать, принеси-ка лучше еще эля.

Женщина фыркает.

— Мне двоюродная сестра рассказала, а она, между прочим, ходит за девочками в больнице, где карантин. Каждое утро приходит, глядь — а еще одной девочки нет. Стражники как пьяные, просыпаются и не помнят ничего. То ли умирают девчонки, то ли их кто-то куда-то забирает. Ну а в больнице молчат, не признаются.

— Это все то чудище с дороги, — говорит мужчина, но язык у него заплетается, и я с трудом разбираю его речь. — Девчонка такая… с крыльями и клыками… и…

Голос мужчины тонет в звоне стаканов и громком смехе, но я холодею. В последний день своей учебы я ужалила какого-то человека. Неужели это он?

Теперь говорят все одновременно, но я ухитряюсь выхватывать кусочки разговора.

— Это опять колдун, Марта, помяни мое слово.

— Ну так и разобрались бы с ним по-свойски, мужики, тоже мне, — отвечает женщина. — А то сидите да смотрите, как он наших девочек крадет.

— Найти бы его да вздернуть, и вся недолга!

Этому голосу вторят несколько мужчин, но их согласные крики вскоре переходят в бормотание.

— Да ни при чем тут колдун, — вмешивается еще один мужской голос. — Я недавно ездил в горы, по делам, так в тамошней деревне говорят, мол, появился торговец живым товаром.

— Чем-чем? — переспрашивает женщина.

— Человеческим товаром, — говорит мужчина.

Наступает тишина.

Что еще за человеческий товар?

— Рабами? — шепотом спрашивает женщина после паузы.

— Точно. Так что — нет, не колдун, с колдуном было по-другому. А нынче что-то новенькое. Я бы поставил на работорговцев. Бьюсь об заклад, они прямо тут в городе и живут.

— Ну и чушь же ты мелешь, Джон Барри! У нас в городе таких нет. Разве, может, Джимми Хилл, да и то лишь если напьется допьяна и захочет добавки. Да и времена нынче мирные. Кому рабы-то нужны?

Люди говорят все разом, и в этой какофонии разобрать ничего уже невозможно. Я зажимаю уши. Услышанное меня тревожит. Что-то из сказанного отзывается в памяти эхом, и отделаться от этого ощущения не удается.

Я прячусь в тени. У меня одна мечта — жить спокойно, но это мне, похоже, не светит.

Колдун нападает со всех сторон сразу. Он уничтожит город не одним, так другим путем. И убить его никто не может, только другой колдун. Ну, или человек, которому жизнь не дорога.

Я по-прежнему не понимаю, почему отец мне об этом не говорил. Он утверждает, что не хотел, чтобы я так рисковала, но зачем тогда он снабдил меня всем необходимым, чтобы жалить, рвать в клочья, убивать? Зачем научил прятаться и подкрадываться — разве не для того, чтобы уничтожить нашего врага?

Поднимается ветерок — он играет моим плащом, прядью черных волос. Рен ждет меня у фонтана. Мне ужасно хочется повидать друга. Но только не сегодня. Слишком уж я запуталась, чтобы еще думать о мальчике, который таскает мне розы из королевского сада.

Сегодня я спасу еще одну девочку и вернусь домой. Так будет лучше. Но только сегодня.

Я усыпляю тюремную стражу раньше обычного и мчусь прочь, держа на руках девочку с непослушными каштановыми кудряшками. Я волнуюсь за стражников: вдруг у них тоже семьи? По своей ли воле они служат колдуну? В тюрьме мне всегда становится неуютно, а сегодня — еще хуже, чем когда-либо. Стоит мне проникнуть внутрь, и в животе что-то переворачивается, снова и снова. На заднем плане ворочается какое-то воспоминание об этом месте, я что-то вроде бы о нем знала, но не могу вспомнить. Не могу даже понять, откуда взялось это ощущение.

С девочкой на руках я выскакиваю в переулок близ фонтана с ангелочками и собираюсь мчаться домой.

— Что ты делаешь?

Сердце пронзает ледяной стрелой. Запах свежевыпеченного хлеба приковывает меня к месту.

Нет. Только не Рен. Только не здесь, не сейчас!

Я прижимаю ничего не сознающую девочку к груди и не оборачиваюсь. Так Рен ничего не разглядит. Во мне бушуют инстинкты — улететь, ужалить его прежде, чем он поймет, зачем я явилась. Если Рен узнает, что Делию унесла из города я, он меня возненавидит. А он поймет, если увидит, что я держу на руках девочку. Я-то ее спасаю, но Рен не поймет — он слишком тоскует по Делии.

Но я ничего не успеваю сделать. Рен сам решает за меня. Он обходит меня спереди, и отворачиваться бессмысленно — и так все ясно.

— Что… — Он осекается, глядя на торчащие из-под моего плаща волосы девочки. Нетрудно догадаться, что за мысли бродят у него в голове.

— Ты все неправильно понял, — говорю я тонким голосом. Каждый мускул моего тела натянут, как тетива. Надо бежать. Сию же секунду.