Чудовище

— Бутылка рома плюс сильное сонное снадобье. Полезная штука.

Он ведет меня по коридорам, и наконец мы оказываемся на улице, в долгожданной темноте. Я чувствую себя так, словно вернулась домой. Все-таки Брайр всегда был для меня ночным городом.

— Иди, — говорит Рен, — беги.

Я больше не могу сдерживаться.

— Рен, зачем ты мне помогаешь? Меня все ненавидят, а ты — нет, почему?

Щеки у меня пылают, глаза щиплет, я не могу дышать в ожидании ответа.

— Потому что я тебя знаю.

Глаза уже словно огнем жжет.

— Ты меня не боишься?

Он издает нервный смешок.

— Честно? Боюсь. Но я же понимаю, почему ты ничего не рассказала. Я бы на твоем месте тоже молчал.

Ото всей этой путаницы у меня начинает болеть голова.

— А как же…

— Ш-ш, тихо! Кто-то идет! — шепчет он. — Беги скорее!

Он хватает меня за руку, тащит в переулок, и я быстро и радостно мчусь прочь. И только вопросы, на которые я так и не сумела получить ответ, по-прежнему тяготеют надо мной…

День пятьдесят шестой

Отец, наверное, с ума сходит от волнения. Мне стыдно, что я ему не поверила и нарушила так много его запретов. Но я не могу вернуться домой. Сейчас — не могу. Когда я вспоминаю, что отец хотел отослать Рена в Белладому, мне становится не по себе. Иногда мне кажется, что отец немного не прав. Если, конечно, он вообще может ошибаться.

Но ведь с горожанами все вышло, как он сказал, — они действительно меня боятся и ненавидят.

Светает. Я подлетаю к реке, опускаю ноги в воду, смотрю, как утреннее солнце играет на волнах, и думаю, что хорошо бы увидеть Бату. Он один из всех хочет видеть во мне… меня. Этих ожиданий не обманешь. А вот ожидания отца я обманула, и Рена — тоже. Их печальные лица так и стоят передо мною даже здесь, среди прибрежных цветов и трав.

Мои мысли все время возвращаются к Рену и к его внезапной забывчивости. Что с ним такое случилось? Может, его подчинил себе колдун? Но зачем колдуну нужно, чтобы Рен забыл, как застал меня с девочкой на руках? Если только Рен должен был забыть что-то еще…

И тут меня ослепляет ужасом.

Рен ничего не помнил о нашей первой встрече, когда я его ужалила, и когда я его ужалила во второй раз, в памяти у него тоже ничего не осталось. Девочки, которых я приносила в башню, не помнили ни меня, ни того, как они туда попали. Стражники всякий раз пугались моего чудовищного вида так, словно видели меня впервые, а ведь я жалила их каждую ночь много ночей подряд.

Дело во мне.

Единственное, что есть общего между ними всеми, — я их жалила. Мой яд не просто усыпляет людей, он заставляет их обо всем позабыть. Я начинаю дрожать. Почему отец мне этого не сказал? Не знал? Или это непредвиденный побочный эффект?

Я погружаю пальцы в мох и в отчаянии их сжимаю. Что делать? А что тут поделаешь? Я не могу изменить себя, а мой яд — это, по-видимому, часть меня.

Я чую дракона прежде, чем он появляется передо мной, — влажный, отдающий металлом запах ни с чем не перепутать. Бату проявляется из воздуха великолепный, как всегда. Сияющая чешуя отражает солнечные лучи, словно тысяча зеркалец, а огромные кожистые крылья укладываются вдоль спины. Дракон устраивается поудобнее. Золотые глаза поверх огромной морды смотрят на меня с приязнью.

Я не очень понимаю, как дракон перемещается в пространстве, но зрелище это просто завораживает. Если драконы сотворены из магии, значит, магия не всегда зло.

Сестра.

Он фыркает и опускает морду так, чтобы наши глаза были на одном уровне.

— Я рада, что ты пришел, — шепчу я. — Горожане меня ненавидят.

Что ж, люди часто ненавидят то, чего не понимают.

— Вот и отец так говорил, — печально отвечаю я. — А я думала, он не прав. Мы спасали девочек от колдуна, но королевский вестовой, мы с ним подружились, застал меня за этим. Отец велел мне принести его к нам домой, чтобы узнать, что известно королю о колдуне, но потом моему другу пришлось бы уехать из города. А я этого так не хотела! И пошла в город, прямо днем, чтобы найти друга и… — И тут я уже не могу сдержать слезы и умолкаю.

И люди тебя схватили.

Я могу лишь кивать. Бату трется о меня мордой, чтобы приободрить.

Но ты сбежала?

— Да, друг помог. Он забыл, что было накануне.

Бату фыркает, кажется задумчиво:

Очень странно.

Знай я его лучше, могла бы подумать, что Бату хмурится, но он молчит и ничего больше не говорит. Что касается моего открытия относительно яда, то я им так поражена, что не могу об этом говорить. Может, потом.

Я устраиваюсь поудобнее, гляжу на струи бегущей воды.

— Я должна вернуться домой, но у меня такое чувство… не знаю. Просто как подумаю о доме, сразу становится нехорошо.

К таким ощущениям стоит относиться внимательнее. Не исключено, что твое подсознание знает гораздо больше, чем ты думаешь.

За словами дракона я чувствую что-то еще. До меня доносится всплеск страха и тревоги — чужого страха и чужой тревоги. Они остаются со мной дольше, чем хотелось бы.