Чудовище

— Я не могу бросить отца. У него никого нет, кроме меня, и он стольким для меня пожертвовал. Надо вернуться. Я по нему соскучилась.

Бату грубовато-понимающе фыркает.

У тебя есть и другой дом. Мое гнездо всегда открыто для тебя, сестра, если в том будет нужда.

— Спасибо.

Скажи, не думала ли ты, что твои дурные предчувствия могут быть связаны с отцом? Ведь возвращаешься ты к нему.

— С отцом? — переспрашиваю я, отгоняя неожиданно возникшую при этой мысли тревогу.

Не замечала ли ты, чтобы он в последнее время вел себя странно? Что, если на нем лежит заклятие колдуна? Возможно, животными чувствами ты уловила нечто невидимое для человеческого глаза.

— Уж если кто и попадет под заклятие, то никак не мой отец! Он никогда не показывается близ Брайра, только на бродячие ярмарки ходит.

Я говорю это со всей твердостью, на какую способна, однако не могу не вспомнить, что в последнее время отец сердится на меня чаще, чем прежде. И больше от меня скрывает. Себя не обманешь — я испытываю неотвязное чувство, что что-то идет не так. А тут еще история с моим ядом, который стирает память. Отец такой дотошный, такой умный, он должен был это знать. А мне не сказал — и это очень тревожный знак.

Но Бату не успевает ответить. Над лесом встает страшный скорбный крик. Я вскакиваю на ноги.

Мне пора. — Дракон мерцает и начинает растворяться в пространстве. — До встречи, сестра.

Я лечу через лес туда, откуда доносится звук. Он не прекращается, но теперь я могу расслышать горестные причитания. Когда к ним примешивается дорожный шум, я замираю меж деревьев, боясь, как бы меня не заметили. Но люди кричат не из-за меня. В ворота города въезжает простая деревянная повозка. Сзади с повозки свисает маленькая босая ножка. Сердце у меня падает.

Кто-то умер.

Но кто? Неужели колдун, которому мы стали помехой, придумал новую страшную месть?

Я должна все узнать.

Это ведь может затронуть и наше дело — и если бы не это, я ни за что больше не сунулась бы в город при дневном свете.

Пренебрегая дорогой, по которой я пришла в прошлый раз, я прячусь в деревьях и стараюсь держаться в тени. Идти приходится долго, но я не хочу, чтобы меня узнали. В городе тоже придется прятаться. К счастью, во время наших ночных экскурсий я узнала немало подходящих для этого мест.

С каждым шагом мои ребра все туже сжимает невидимый обруч. Я вовсе не хочу обратно в город. Жадные руки, крикливые рты — как шумно! Но там что-то произошло, а до ночи еще далеко.

Добравшись до городской стены, я прячусь в деревьях, дожидаясь, пока пройдут стражники, потом карабкаюсь наверх и тихо планирую в растущие с другой стороны кусты. У ворот телегу встречает целая толпа. Я иду следом. Телега останавливается на большой площади перед дворцовыми воротами. Кованые железные завитки чернеют на фоне голубого неба. Над стеной виднеются верхушки деревьев, а запах роз достигает даже моего уголка в темном переулке. Я осторожно выглядываю из-за угла и начинаю понимать, что тут происходит.

— Убийца!

Толпа кричит это слово, а торговец везет безвольное тело на возвышение посреди площади. К девочке бросается женщина, она вцепляется в борта повозки и бьет по ним кулаком.

Мама. Это мама девочки.

А моя мама так же крепко меня любила?

И тут я вижу лицо мертвой девочки, и меня сотрясает ужасом. Это та самая, которую я убила своим ядом.

Бедная ее мама! Но как девочка оказалась здесь? Я…

Что-то мелькает на самом краю сознания. Я падаю на колени. Я не могу ухватить воспоминание, но от него исходит то же смутное напряжение, которое мучило меня в последние несколько дней. Под звон в ушах я пытаюсь пробиться сквозь это чувство к памяти, которая рвется наружу. Словно кто-то запер часть моей души, и вот теперь она отчаянно пробивается на свободу — и девочкино лицо придает ей сил.

Неужели я ее знала? Или где-то видела?

Детская ручка над краем ящика…

Я пытаюсь ухватить что-то еще, но воспоминание уплывает прочь, испугавшись правды, которая все еще не может пробиться ко мне в сознание. Где это было? В прошлой жизни или в этой? А если в этой, то почему я ничего не помню? Ящик так похож на…

На холодильный ящик из отцовской лаборатории.

Преграда, стоящая на пути воспоминаний, рушится, голова леденеет, холод охватывает все тело до последней клеточки.

Девочка лежит в холодильном ящике, мертвая, неподвижная, со сложенными на груди руками. От холода ее кожа покрыта тонким слоем сверкающего инея. Испытанный тогда страх наполняет мои руки и ноги ватой и тянет корни в сердце.

Зачем отец оставил мертвую девочку?

Почему я об этом забыла?

И как она попала из отцовской башни в город?