Чудовище

Может быть, ее нашел колдун? Или отец скрывал от меня не только девочку, но и много другого тоже? При этой мысли поселившийся в сердце страх поднимает голову, но я отбрасываю его прочь. Отец меня любит. И город он любит. Зачем ему пугать горожан и возлагать вину на меня?

А вот колдуну — есть зачем. Сначала — беспамятство от яда, теперь — эта девочка… Я не знаю, что думать. Если колдун поработил отца, мы пропали.

Глаза горят, но я не могу отвести взгляд. Отец поднимает мать и уводит от тела ее ребенка. Мой отец тоже потерял мою мать. Разве может он причинить такую же боль другому? На сердце снова становится нехорошо. Мужчина прижимает женщину к груди так, словно боится и ее потерять. Толпа вновь взрывается криками:

— Чудовище заодно с колдуном!

— Ее убило чудовище!

Чудовище. Это я для них — чудовище. Они думают, что я помогаю колдуну. Это я-то! Меня саму убил колдун, а отец оживил. Крики «Убийца!» становятся громче с каждой секундой. Я зажимаю уши руками и отступаю за угол. Да, я виновата в смерти девочки, но все вышло случайно. Зачем отец оставил ее в лаборатории? Если бы я знала, что она так слаба, я бы никогда ее не ужалила. Я так хотела помочь этим людям, а они меня возненавидели.

Отец прав: люди — странные, ненадежные существа. Хорошо, что я больше не человек.

Когда крики стихают до беспокойного гула, я опускаю сжимающие голову руки. Слышен только один голос. Он обращается к толпе. Я выглядываю из-за угла — кто сумел успокоить разбушевавшуюся толпу?

На возвышении стоит седой человек. Я его знаю. За спиной у человека — дворец.

Это Оливер, и на голове у него корона. Он и вправду король.

Горечь, которую я испытываю при мысли о судьбе города, становится невыносимой. Это ведь о себе тогда рассказывал Оливер, о своей дочери, о своей жене, погибшей от руки колдуна. А я пересказала все отцу и почти позабыла. Жаль, я не могла им помочь.

— Прошу вас, успокойтесь, — говорит Оливер, поднимая руку. — Спокойнее. Случившееся ужасно и весьма прискорбно. Я понимаю, что вы сейчас чувствуете.

— Убийца! Казнить убийцу! И подручного казнить!

— Тихо! — кричит Оливер, но его почти никто не слышит. — Кровью дела не решить. Мы должны разорвать этот порочный крут из крови и мести. Мы похороним наших мертвых и сохраним свое достоинство.

— Надо найти чудовище и убить! — кричат в ответ из толпы. — Казнить убийцу! Казнить подручного!

Я снова зажимаю руками уши, чтобы не слышать этих страшных слов, которые толпа повторяет снова и снова, эхом разнося по всему городу. Я дрожу. Какой подручный? Они что, узнали, что меня послал отец? Я способна на многое, я сильнее их, но я боюсь. Им нужна моя голова. Меня убьют, если найдут.

А если узнают, что меня создал отец, то и его тоже.

Что бы он от меня ни прятал, какие бы ошибки ни совершил, он все-таки мне отец.

— Мы нашли подручного, он помогал чудовищу! — кричат из толпы. Люди расступаются, пропуская двоих, которые волокут третьего. Тот извивается и пытается вырваться.

Они бросают Рена наземь. Сердце у меня падает.

— Что? — говорит Оливер, бледнея.

Один из мужчин — я узнаю стражника, которого усыпил Рен, — выступает вперед, тычет пальцем в Рена и презрительно усмехается:

— Этот парень принес мне бутылку рома с сонным зельем. Сказал, мол, подарок от короля и совета, чтоб я лучше следил за чудовищем. А когда я проснулся, чудовище уже сбежало, да ключи-то оказались в другом кармане!

Завтрак так и рвется наружу. Глупо, как глупо! Зачем только Рен в это полез! Пошел ради меня на глупый риск — думал, наверное, что Оливер его защитит по дружбе. Но жаждущая крови толпа едва ли позволит королю вырвать у нее из лап жертву, дружи они хоть сто лет.

— Рен, это же неправда, да?

В голосе Оливера звучит предупреждение.

Рен встает на ноги и вздергивает подбородок:

— Нет, правда! Она не виновата в исчезновении девочек. И эту девочку тоже не убивала.

— Рен, как ты мог, — шепчет Оливер так тихо, что я едва слышу его за криками толпы.

— Я ее знаю. Она не такая, как мы, но она не чудовище!

Толпа оставляет его слова без внимания.

— Ты помогал убийце!

— Отпустил чудовище!

Стражник заламывает Рену руки за спину. Рен пытается вырваться.

— Она не чудовище! Это все колдун! Вы что, не понимаете?

— Рен, — говорит Оливер, — ты только ухудшаешь свое положение.

— Нет! Это дурачье не видит очевидного, хоть под нос им поднеси! — Он снова поворачивается к толпе: — Колдун вернулся, мы все это знаем. И если мы убьем ее, это нам ничем не поможет.

Толпа начинает расходиться. Мне радостно, что Рен мне верит, но в то же время стыдно за то, что прав он лишь наполовину, и только потому, что я лишила его памяти. Я ведь действительно убила ту девочку. Хотя остальных — спасла. Рена уводят вниз по улице, и он исчезает за чужими спинами. Куда его ведут?

Толпа рассеивается. Оливер, ссутулившись, стоит на краю возвышения. С ним остается лишь несколько стражников.

Меня трясет. С Реном хотят сделать что-то ужасное. Что-то такое, чего не может предотвратить даже Оливер, хоть он и король.

Нет. Моему Рену никто ничего не сделает. Не может помочь Оливер — помогу я.