Чудовище

— Король с королевой сказали, что за спасение Брайра отдадут все на свете, но, когда я вернулся и потребовал принцессу Розабель, они заупрямились. — Он складывает руки на груди, глаза превращаются в щелки. — Предлагали мне деньги, драгоценности, титул — что угодно, кроме того, что мне было нужно. А потом вышвырнули из дворца, будто я старая тряпка, от которой можно избавиться без хлопот. Что ж, они ошиблись. — Он пренебрежительно машет рукой. — Да и королева Ария сама виновата. Я ухаживал за ней, когда она была еще принцессой, — клялся в верности, обещал что угодно, хотел даже подарить эту ленточку, что ты носишь. А она мне отказала и пошла за Оливера. Ты должна была родиться моей дочерью! Выбери Ария меня — все было бы гораздо проще.

Его слова эхом отдаются в моей голове. Сердце сжимает ярость, но мне хочется знать еще одну вещь.

— Но король с королевой меня не отдали — как же я умерла? Как так вышло?

— Много лет спустя я вернулся и в последний раз попытался их урезонить. Сторожевое заклинание меня пропустило, ведь я не собирался причинять вред, а лишь шел забрать то, что было моим по праву. Стража снова попыталась вышвырнуть меня вон, но за десять лет я неплохо подготовился. Я испепелил стражников. Ария пыталась не подпустить меня к принцессе. Я убил и ее тоже. А потом передо мной встала Розабель и пообещала пойти со мной по доброй воле, если я не трону больше ее родных. Я и ее убил. А потом взял тело и скрылся.

Я стою, прижавшись спиной к стене, и гляжу на отца, не в силах усвоить услышанное. Так вот что он сделал. Вот что я сделала.

— Но зачем тебе тогда другие девочки? Что они тебе сделали? Ведь принцессу-то ты уже получил?

Отец улыбается страшной улыбкой:

— А как ты думаешь, из чего я собрал тебя?

Сердце сейчас выпрыгнет из груди.

— Что? — шепчу я.

— Всякий раз, как я безуспешно пытался тебя оживить, магия сжигала по кусочку от твоего тела. За магию надо платить! Я работал так долго, что заменить пришлось почти все, кроме головы. Ну да девчонок хватало — достаточно было выйти к дороге, по которой они шли на рынок, на запад там, на восток… Потом, правда, король-дуралей запретил горожанам выходить на улицу после заката, а девочек вовсе прекратил выпускать из-за стен. Что ж, тем слаще была месть, когда ты вернулась к жизни и принялась таскать девчонок прямехонько из города!

Во мне поднимается волна отвращения. Я чувствую слабость в коленях. Я верила, что найду колдуна и покараю его за все, что он сделал с моей семьей, — и все это время жила с ним в одном доме!

Я и впрямь чудовище. Я делала грязное дело и даже не задумывалась об этом. Я сшита из тел девочек, которых он убил.

Меня вот-вот вырвет, но я сдерживаюсь. Не могу больше оставаться в этом доме ни мгновения. Не могу находиться рядом с отцом. Я должна жаждать его крови. Но я до сих пор не могу поверить, что человек, которого я любила, — на самом деле чудовище. Это просто не укладывается в голове. Я прижимаю руки к глазам, чтобы сдержать слезы.

Сколько же ужасов я натворила! Но вот он, мой предел.

Я не пролью ни слезинки по отцу.

Нет, по Барнабасу. Он мне больше не отец. Он — враг.

Но и я тоже — враг. Враг в чужом теле. Девочка, которую король увидел в моих глазах, умерла давно и безвозвратно.

А вдруг нет? Вдруг заклятие еще можно снять, вдруг можно вернуть все обратно? Вернуть мне воспоминания, целиком, а не рваными обрывками? Барнабас сказал, что это невозможно, но зачем ему говорить правду?

Я отнимаю руки от глаз, и Барнабас подходит ко мне. Он протягивает ко мне руку и улыбается знакомой улыбкой. Моя душа разрывается надвое.

Он не замедляет шага. Я отступаю прочь. Он делает еще шаг ко мне.

— Ну все, Кимера, все. Ничего не бойся. Папа все исправит. — Он касается моей щеки.

Я отшатываюсь и отталкиваю его руку:

— Ты мне лгал. Дэррелл ведь не увозил ту девочку, правда? Ты ее специально здесь оставил. А потом бросил на дорогу, чтобы кто-нибудь нашел. Зачем?

— Ах, милая, я ведь должен был преподать тебе урок. Людям доверять нельзя. Ты мне не верила; надо было тебя убедить. Я и убедил.

Он вновь протягивает руку, и тут у меня в голове вспыхивает воспоминание. Отец крепко держит Дэррелла за руку, и Дэррелл успокаивается. А потом, при следующей нашей встрече, я выхожу к нему, завернувшись в плащ, и Дэррелл меня не узнает.

Я делаю еще шаг назад.

Барнабас не просто успокаивал Дэррелла. Он стирал ему память.

В глазах колдуна горит какой-то неприятный огонек. Моя память — вот что он хочет забрать.

Горло перехватывает от ужаса. Он уже так делал? Сколько раз я ловила его на обмане, а потом он убирал ненужные воспоминания? Не потому ли он положил мне руку на плечо после того, как я рассказала ему о Рене? Не потому ли я с таким трудом вспомнила девочку в холодильном ящике? И не оттого ли я так мало помню о своей прошлой жизни?

— Не тронь меня, — говорю я слабым голосом и отодвигаюсь вдоль стены.

Он на мгновение останавливается.

— Но ты моя дочь. Я просто хочу тебя успокоить.

Я делаю еще четверть шажка к огню. Пиппа удирает в дальний угол.

— Нет, ты хочешь стереть мою память.