Чудовище

— Все может быть, хоть это и печально, конечно. Но ты не тревожься. Я об этом позабочусь. Здесь мы в безопасности.

— А что ты сделаешь?

Отец сводит брови.

— Сказано тебе — не тревожься.

Его строгий тон заставляет меня сжаться, но я должна закончить.

— Это еще не все.

— Кимера…

Чешуйки на хвосте тускнеют, словно отражая мой настрой.

— Я все рассказала Рену. Одна из девочек, что мы увезли, оказалась младшей принцессой. Ты знал, что у короля была еще одна дочь, которую колдун не смог украсть? Я не знала, кто она, но с тех пор чувствую себя виноватой. — Я не отрываясь смотрю в пол. — И я рассказала Рену о наших планах. Что мы спасаем девочек и отправляем их в безопасное место. А он мне не поверил, — хрипло заканчиваю я.

В очаге бьется огонь. Языки пламени лижут металлическое днище чайника.

— Ты ему рассказала.

Это не вопрос. Ответа не требуется. Но то, как отец это говорит, пугает меня. Деревянный подлокотник кресла скрипит под нажимом его пальцев.

— И что он?

Я сглатываю, но в горло словно песок попал.

— Он сказал, что Белладома много лет назад пыталась напасть на Брайр. Сказал, что я чудовище. А чудовищ делает только колдун.

На глазах вновь закипают слезы, но я сдерживаюсь.

— Значит, мальчишка все знает, да? Что ж, ты сама решила его судьбу. Придется мне им заняться.

Каждый дюйм кожи колют ледяные иголки.

— Как — заняться? — шепчу я.

— Нельзя, чтобы он рассказал об этом другим.

Отец встает и кладет руку мне на плечо. От его руки растекается спокойствие, но я сбрасываю ее. Мне не нужно спокойствие. Мне нужны ответы.

— Но почему? Если он ошибся, мы ему легко это объясним.

И тут глубоко внутри у меня рождается пугающее чувство, рождается и растет, вбирая в себя все вопросы, на которые нашлись такие простые и ясные ответы.

— Он же ошибся? Папа!

В голосе у меня звучит мольба. Рен ошибся! Мы спасали девочек от колдуна! Но каждая клеточка моего тела кричит мне, что отец ведет себя как-то неправильно.

Он смотрит на меня долгим взглядом, а потом начинает вышагивать у очага. Всякий раз, когда он проходит мимо, огонь подпрыгивает.

Я не могу пошевелиться. Не могу вздохнуть. Огонь в очаге у Рена так не делал.

Что бы там ни говорил отец, ни в одной книге я не читала про животных, яд которых лишает человека воспоминаний.

В голове теснятся воспоминания. Отец касается руки рассерженного Дэррелла, и тот успокаивается. И с девочками он так же делал. Огонь у нас в очаге горит без дров. В кладовых всегда полно еды. Куры ходят на козлиных ногах.

Почему я?

Почему я столько помню о дворце, но в моих воспоминаниях никогда нет отца?

Почему именно Белладома?

Ужасная правда обрушивается на меня, пригибая к земле. Если отец так боится, что Рен скажет хоть слово…

— Значит, это правда. — Слова вырываются прежде, чем я успеваю их удержать. — Ты и есть колдун.

Меня трясет от ужаса, словно целая армия мурашек марширует по коже.

Отец останавливается у очага. Выражение лица у него очень странное. Пламя поднимается так высоко, что языки лижут трубу. Отец издает рокочущий смешок. Смешок перерастает в грубый хохот, громкий и даже безумный.

Этот хохот гораздо страшнее его ярости.

Наконец хохот умолкает, и отец говорит:

— Верно, я и есть тот самый колдун, о котором шепчутся в Брайре. А почему я, по-твоему, никогда не бываю в городе? — Он постукивает себя по лбу. — Я же не могу войти! Я сам наложил охранные заклинания, которые не пускают в город тех, кто замыслил против него недоброе. Тут-то мне и понадобилась ты. Идеальный вариант!

Ужас окатывает меня то жаром, то холодом. Я поднимаюсь на неверные ноги, когти и хвост подрагивают от напряжения.

— Почему идеальный?

— Потому что ты такая наивная, такая невинная! И уж конечно, убеждена, что помогаешь городу и горожанам.

У меня голова идет кругом.

— Так Белладома правда напала на Брайр?

Он кивает:

— А что, все правильно. Девочки из Брайра отправляются прямиком к врагу.

Он снова хохочет, и я содрогаюсь. Даже теперь я не могу полностью поверить, что это тот самый отец, которого я так любила.

— А кто я такая? Кем я была — ну, раньше? — спрашиваю я, едва шевеля языком.

Дочь ли я ему — или он мне лгал, все время лгал? Я жду ответа и молюсь, чтобы этот человек ответил мне что угодно, но только не то, чего я боюсь больше всего.

— Тебя звали Розабель. — Он подходит ближе, но я отступаю назад шаг за шагом. — Ты была принцессой. Моей принцессой.

На грудь опускается свинцовая плита. Как больно! Наверное, эта боль никогда не утихнет. Вот он, мой самый страшных страх. Я — дочь короля, дочь Оливера, вернувшаяся к жизни в образе чудовища. Мой настоящий отец теперь даже смотреть бы на меня не захотел.

Делия. Я отправила собственную сестру к врагам Брайра. Ноги слабеют, я прислоняюсь к стене, чтобы не упасть. Я и впрямь чудовище. Рен кругом прав.

— А зачем ты мне лгал? — спрашиваю я, и в голосе моем проступает ярость.

Отец принимает возмущенный вид:

— Вовсе не лгал. Ты была обещана мне. Но меня обманули. — Выражение его лица становится мягче. — Я потребовал лишь то, на что имел все права. У нас был уговор. Ты должна была достаться мне.

Он фыркает.