Чудовище

Я выскальзываю за изгородь и лечу сквозь густой лес. Очень хочется увидеть Рена. Он меня, конечно, не простит, но я не могу с ним не попрощаться. Последнюю красную розу я заткнула за пояс. Пусть Барнабас уничтожил все, что я любила, — даже если я почти ничего об этом и не помнила, — но дружбу, которая могла бы связать нас с Реном, уничтожила я. Это я украла собственную сестру в припадке бессмысленной ревности. Спасибо Бату — я начинаю понимать, что значит «сестра», но все же, наверное, не до конца. При мысли об этом я испытываю какое-то странное чувство. Однако при мысли о Делии в груди у меня по-прежнему ворочается чудовище ревности и зависти. Да, я все еще ей завидую. Завидую тому, что она может открыто любить и принимать любовь, пусть даже сейчас она и несвободна. И я завидую тому, как ей предан Рен. Мне никогда не видать такой преданности.

Правда, Делия сейчас, наверное, уже умерла. И все остальные девочки — тоже. Все, кого Барнабас крал до того, как оживил меня, погибли. Зачем же ему теперь оставлять девочек в живых?

Тут мне на ум приходит разговор, который я подслушала тогда в харчевне. Что-то насчет слухов о живом товаре. Да, это наверняка говорили о Дэррелле.

Значит, девочек продали в рабство. Неизвестно, что хуже.

Так или иначе, виновата все равно я.

Совсем немного отойдя от изгороди, я огибаю дерево и оказываюсь лицом к лицу с группой людей. У всех — факелы, ножи, копья. Время застывает; глаза наши встречаются и наполняются гневом. Потом я подпрыгиваю и несусь вверх, вверх, вверх. Надо оказаться как можно выше — там до меня не дотянутся.

Внизу раздаются крики — охотники пытаются идти за мной следом.

Потом они останавливаются. Уши у меня чуткие — я снова слышу их голоса.

— Глядите, изгородь! Прямо в лесу! — Голосов становится больше. — А вон дом! И мелкие страхолюдины во дворе! Это дом чудовища! Сжечь! Сжечь!

По телу прокатывается холод. Холодеет все, от чешуйки до пера.

Барнабас вернулся домой несколько минут назад, как раз когда я улетала. Он и сейчас, наверное, дома. Если толпа подожжет дом, Барнабасу конец, но люди и сами погибнут от всплеска черной магии. Они так захвачены азартом погони, что даже не успели подумать, чем им грозит поджог.

Я и без того принесла городу достаточно горя. Я не дам людям снова умирать, как бы эти люди ко мне ни относились.

Одно невыносимо — помочь им означает помочь Барнабасу.

Огонь уже лижет изгородь. Я влетаю во двор перед домом. Охотники, словно безумные, тычут факелами во все вокруг, гоняются за козлоногими курами и удирают от них сами. Повсюду запах дыма, он пропитывает меня насквозь.

Оранжевые языки пламени лижут стены и крышу дома. Жар такой, что и на метр не приблизиться. Дверь башни перегорожена толстым бревном. Изнутри слышны крики и шипение. Наверное, когда пришли люди, Барнабас был у себя в лаборатории.

В суматохе меня никто не замечает. Я обхожу башню вокруг, лихорадочно придумывая план. Когда Барнабас выберется, он растерзает горожан. Значит, я должна добраться до него первой.

Крыша скрипит и стонет, рассыпая искры. Инстинкты велят мне спасаться, бежать от огня как можно дальше.

Я заталкиваю их подальше и иду к башне.

Хрясь!

Крыша проваливается внутрь. Я не могу сдержать крик ужаса. Камни и балки летят во все стороны, знай уворачивайся.

Нельзя, чтобы Барнабас умер от человеческой руки. Я не позволю.

Я взлетаю и облетаю полуразрушенную башню, внимательно ее разглядывая. Из-под деревянной балки торчит человеческая нога. Приглядевшись, я вижу окровавленный лоб.

Разгоняя крыльями огонь и дым, я оттаскиваю балку и высвобождаю тело Барнабаса.

— Чудовище! — кричит кто-то на весь двор. Все надежды на бегство тайком рассыпаются в прах.

Горожане бегут ко мне, размахивая ножами, мечами и факелами.

Я с трудом поднимаю Барнабаса, оборачиваю хвост вокруг его шеи на случай, если колдун придет в себя, а потом поднимаюсь в воздух. Барнабас гораздо тяжелее девочек. Мне едва хватает сил. Я с натугой поднимаюсь вверх, а оставшиеся под ногами люди размахивают клинками и факелами. Огонь обжигает правую ступню, но мне не до боли. Наконец я ловлю порыв ветерка, и этот прекрасный ветерок поднимает меня вверх и переносит через изгородь. Я лечу через лес — он горит тут и там. Я знаю, где находится овраг, рассекающий лес надвое, — нашла его, когда ходила к реке. Я оставляю Барнабаса в самом глубоком месте. Стенки у оврага крутые, без веревки не выбраться. Ему не сбежать. И горожанам он ничего сделать не сможет, по крайней мере сейчас.

Я не могу уйти просто так и еще несколько минут смотрю на него. Несмотря на ожоги и пятна сажи, кажется, будто он мирно спит. Но я знаю, что на самом деле это — зло в человеческом облике.

Какая я была дура! Поверила, что Барнабас — мой любящий отец. А на самом деле в сердце у него нет и тени доброты.

Все, что я знаю, я знаю от него. Он научил меня говорить, думать, действовать. Неудивительно, что горожане меня возненавидели. А я нахожу в его словах все новую и новую ложь.

Теперь я все поняла. Чудовище в этой сказке — я.

Я — выродок.

Я — чудовище.