Сандугаш вздыхала. Забирала презервативы. Она испытывала одновременно жгучую благодарность к Рите за то, что та спасла ее от необходимости презервативы покупать, и жуткий стыд, и неприязнь – Рита осуждает Костю, ее любимого Костю! Но ведь понятно, со стороны-то все выглядит не очень красиво, никто же не знает, как оно изнутри, какая у них с Костей любовь.
Для Сандугаш – первая. И сразу настоящая. Для Кости – первая настоящая. Он сам так сказал. Что раньше было – все не то. Он искал настоящую любовь. И вот он ее встретил. То, что Костя – ровесник ее отцу, не важно. Так случилось, что он родился слишком рано. Или Сандугаш слишком поздно. Но главное – они все же встретились.
Нет, если быть совсем уж честной, встретилась Сандугаш с Костей давно. Она его, собственно говоря, всю жизнь знала. Дядя Костя с ее отцом учился в одном классе, и они остались приятелями. Дружили вчетвером: Бата Доржиев, шаман, Константин Еремеев, автомеханик, Юрий Суслов, учитель физкультуры, и Михаил Лобченков, бывший матрос, а ныне – сторож в продмаге. Иногда Бата Доржиев встречался со своими школьными «пацанами» совсем как обычный человек – рыбу ловили, шашлыки жарили. Правда, он не пил, да и другие в его обществе напиваться стеснялись. Но в остальном нормальные мужские посиделки – ржали, как кони, анекдоты рассказывали, байки всякие.
Константин и Юрий успели в Афганистане отслужить.
Юрий не любил об этом вспоминать, сколько пацаны в школе его ни выспрашивали про татуировки и про шрам на плече – впереди маленькая белая звездочка, сзади большая красная вмятина, – он отказывался говорить. Хотя мог бы наболтать всякого и в глазах у парней стать героем. Круто же! В Выдрине был обелиск памяти восьмерых погибших в Великую Отечественную, но в Афгане только двое служили, а больше ничего интересного для мальчишек не было. Но Юрий молчал.
Константин, наоборот, рассказать умел и любил. Он читающий был, в отличие от большинства местных. Правда, читал преимущественно детективы, но хотя бы слова сложить умел. Все планировал сам книжку написать, про свои афганские приключения, но руки не доходили. А рассказывал замечательно! Про душманов, у которых имелась особая кожаная портупея, а в ней отдельный кармашек для двух последних пуль: одну – коню, другую – себе. Так традиция афганская велит. Поскольку коней у душманов не было, предпоследнюю пулю полагалось отдать врагу, а последнюю – себе.
Как душманы головы отрезали и складывали из них пирамиды, прямо как на той картине в учебнике… Да, да, «Апофеоз войны». Он как увидел в первый раз, чуть не обделался от ужаса. Но обделаться – это ничего, это бывает. Тело иногда предает, лишь бы дух был сильным. Иногда и победитель после боя выясняет, что в процессе обделался. Ну и что? Главное – дрался, как зверь, себя не помня и не чувствуя, что с телом творится.
Рассказывал про перестрелки в горах и показывал, как быстро надо вскакивать и нырять в укрытие. Показывал, как их обучали вскочить с колен одним прыжком, даже если руки сзади связаны. У него до сих пор это получалось. Прыжок – и он на ногах. Прыжок, взмах ногой – и враг повержен!
Сандугаш всегда им любовалась. Красивый он был. Мягкие, светло-русые с золотом волосы, веселые карие глаза с золотистыми искорками, и кожа загорала тоже как-то золотисто, а не просто темнела, как у других. Юношескую поджарость, почти изящество, литое, мускулистое тело он сохранил и после сорока.
Сандугаш обожала дядю Костю, восхищалась им, как живым героем из боевика, но не была влюблена. Он был с детства знакомый, почти обыденный, а от любви она ждала чего-то необыкновенного. И уж точно тот, в кого она влюбится, будет не из здешних, не из знакомых. Он приедет издалека. Почему-то лучше всего Сандугаш представляла себе руки будущего возлюбленного: сильные, но тонкие, с изящными пальцами, руки пианиста, руки без мозолей, без загара.
У Кости были руки рабочего. Мозолистые, с въевшейся, невымывающейся чернотой.
Но это не имело никакого значения, когда Сандугаш осознала, что любит его.
Случилось все как-то очень банально: она выходила из магазина с тяжелыми сумками, он собирался в магазин войти, но передумал. Перехватил ее сумки:
– Давай помогу донести.
– Да я сама, дядь Кость…
– Девушкам тяжести таскать вредно. Особенно красивым девушкам.
Он не в первый раз сказал, что она красивая. Да Сандугаш и так знала, но взгляд, которым он сейчас смотрел на нее… Это был совсем не прежний веселый и доброжелательный дяди-Костин взгляд. Это был жадный, восхищенный, жаждущий взгляд мужчины. Никто так на нее не смотрел! Только Белоглазый во сне. Но там все было иное, страшное, а здесь – солнечное и радостное.
– Что-то ты бледная, Сандугаш. Слишком много училась, да? Давай-ка я сумки твоим родителям заброшу и повезу тебя кататься на лодке. В детстве ты любила, а я давно тебя не катал. У меня сегодня свободный день. Покажу тебе такую красивейшую заводь с кувшинками! Тьма синих стрекоз. Как в сказке.