– Чудно. Ответить не можешь, а все понимаешь… Ты красавица. Таких тут больше нет. Может, твоя мама с казаком согрешила, а? У тебя лицо не широкое и тело не мясистое. И если содрать с тебя эти тряпки, окажется, что ножки длинные да щиколотки точеные. Я знаю в этом толк, запястья-то какие тонкие. Как бы я хотел посмотреть на твою наготу, красавица. Посмотреть и потрогать…
Алтан знала: от лютого зверя убегать нельзя. Надо его взглядом остановить.
Она попыталась остановить взглядом Белоглазого.
Получилось.
Он вздохнул:
– Не хочешь. Понимаю. Девственна ты. Мужской любви боишься. Эх, не будь у меня невесты, пожалуй, увез бы я тебя отсюда, крестил бы в церкви, учителей нанял, обучил бы читать, писа́ть и танцевать, а больше ничего и не надо женщине. А потом бы и женился. Уж очень ты хороша. Никогда я такой красоты не видел. Но невеста у меня, не могу я слово данное нарушить. И потом, ее одну я не боюсь насмерть замучить… Зверь во мне. Твоя красота его раззадоривает. Лучше бы мне тебя не видеть, красавица. Но не удержусь, еще приеду. Ты не бойся: я пока его могу держать на цепи, зверя-то, пока до теплой кожи твоей не добрался.
Он уехал, а Алтан впервые этой ночью не смогла заснуть до утра, и Соловей не сумел ее утешить. Страшно ей было. Очень страшно.
Белоглазый снова приехал через неделю. Привез гостинец: моток голубой атласной ленты. Этой ленты хватило бы с ног до головы одежду обшить. Снова угостила его Алтан. Снова Белоглазый съел все поднесенное. И глазами ее жег. Но теперь взгляд был такой страшный, что Алтан казалось – она ощущает на губах, на щеках, на шее кусающие поцелуи Белоглазого, и даже губа треснула, капелька крови выступила… Она облизнулась – и правда кровь!
Он ни слова ей не сказал. Только смотрел долго. Насмотрелся – уехал.
Через два дня Байгал выбросил на берег тело девушки из соседнего поселка. Руки связаны, тело ножом изрезано. Надругались над ней жестоко. И что особенно жутким показалось, в орбонг, в мягкое и нежное средоточие женской сладости, и без того истерзанное насилием, неведомый мучитель воткнул заостренный кол да так и оставил. А в воду ее еще живой бросил. Старый, опытный шаман на нее посмотрел и сказал: она сильная была, никак не умирала, сколько ее ни мучили, утонула…
По закону нельзя было даже похоронить несчастную девушку, надлежало русским отдать. А они еще хуже с ней поступят: их врачи начнут резать ее, нарушат целостность тела, органы вынут, и даже если потом обратно положат – трудно ей будет, когда воскреснет. Но похоронить ее тайно буряты не решились – уж очень страшное убийство.
Алтан не была уверена, что это Белоглазый. Но боялась, что это он свою страсть к ней, к Алтан, выместил на бедной девушке, которая была даже моложе ее.
Затворив дверь дома, задвинув засов, Алтан разделась донага. Присела на корточки и коснулась рукой своего орбонга. Кудрявые волосы прятали нежнейшие розовые складочки и то драгоценное зерно, от прикосновения к которому наслаждение золотыми нитями разбегалось по всему телу. Соловей любил клевать ее зерно, доводя Алтан до исступления. Но как мал орбонг и как мягок, как же так – воткнуть в него кол? Какую боль пришлось перенести той девушке, прежде чем упокоил ее Байгал… И кем надо быть, чтобы такое сделать и такими деяниями наслаждаться?
Волк – нет, волк лишь наружность.
Какой-то злой дух пришел в их края и прячется…
В ком?
В Белоглазом, в Белоглазом, она знала это, хоть и не хотела признаваться даже себе…
В Белоглазом прячется злой дух.
Может, удастся его выманить? Изгнать?
Но если это не здешний дух, а чужой, привезенный из русских земель? Что делать тогда? Как с ним воевать?
Пытаясь найти утешение, Алтан нежно коснулась своего драгоценного зерна и позвала Соловья. Сегодня ей нужна была его любовь. Она нуждалась в наслаждении и забвении.
Глава 3
Русские решили, что это буряты убили ту девушку. Варварская жестокость, да и способ странный: все указывает на то, что совершено дикарское жертвоприношение. Так решили. И начали искать бурята-убийцу. Хорошо хоть тело вернули родным и они смогли похоронить…
А вскоре – новое убийство. Теперь уже женщина постарше, молодая мать. Привязала сына на спину и пошла ягоду собирать.
Ребенка, наплакавшегося и уснувшего, и почти полный туесок ягод нашли, когда вечером отправились на розыски. Повезло, что дикие звери к нему не приблизились. Даже странно… Словно тот, кто коснулся ребенка, снимая его со спины матери, был для диких зверей страшен и оставил свой след, сделав малыша непригодным в пищу никому из хищников.
А с матерью он обошелся так же ужасно, как с той первой несчастной девушкой. Только кол не вбил, но вырезал ей все женское до кости – и швырнул в сторону, как кусок мяса. Женщина умерла от боли и кровопотери. В рот накрепко вбит ком из тряпки и перевязан сверху ее же поясом, глаза широко открыты, словно и после смерти она испытывала ужас.
Ее тоже отвезли в город, и тот же вердикт: принесена в жертву.
Следующее убийство – через несколько дней. Уже не женщина. Мальчик, подросток.