Чудовище и красавица

– Только если жертвоприношение совершают по всем правилам. И я знаю, к чему вы ведете расспросы. Те люди, которых убили так жестоко… Это не жертвоприношение. Ни земле, ни небесам, ни тем более Байгалу не нужно столько боли. Боль – это плохо. Это не было жертвоприношение. Это было жестокое убийство. И совершил его не человек.

– А кто? Какой-то темный дух? – усмехнулся следователь.

– Да. Темный дух, вселившийся в тело человека.

– А тело было… русское? Или бурятское? Мужское? Или женское?

– Мне это не известно.

– Если в человека вселился злой дух, значит, он не виновен в том, что дух заставляет его совершить?

– Виновен. В доброго человека не вселится злой дух.

– Хм. А вы с духами разговаривать ведь умеете? Можете вызвать нам духа кого-нибудь из убитых? А лучше всех троих? Мы бы их допросили и узнали, кто убийца…

– Я могу. Но не стану.

– А если мы попросим?

– Не стану. Они умерли в мучениях и с ужасом бежали за грань этого мира. Там они уже забыли пережитое. Вернуть их сюда означает заставить заново пережить страдания. Я не буду это делать.

– Очень милосердно. Алтан, вы шаманка, знаете всех в своем поселке и наверняка зрите в душу или как там это у вас устроено… Назовите нам самого плохого человека. Того, в кого мог бы вселиться злой дух, кто мог убить.

– Я не знаю таких, в кого мог бы вселиться злой дух, – начала было Алтан и вдруг вспомнила белого волка верхом на рослом коне. Голодный блеск глаз. Хищный оскал. Она покосилась в угол, где сидел Сергей Сергеевич Невельский. Не посмотрела на него напрямую, не указала взглядом, просто покосилась: как он там, еще человек или уже снова волк? На глазах у нее Невельский словно бы перетек в облик белого волка, ощерился. Алтан услышала, как тяжело вздохнул следователь. Взглянула на него – он тоже смотрел на Невельского, потом перевел взгляд на нее.

– Что же, я считаю, допрос мы можем завершить, шаманка Алтан не знает ничего о возможном преступнике, хотя продемонстрировала готовность сотрудничать с представителями власти. Поскольку мы все своими глазами можем видеть, насколько хрупка эта женщина, вряд ли можно заподозрить ее в совершении преступления. Она бы не справилась ни с одной из жертв. Полагаю, можно ее отпустить? – Следователь (Алтан уже забыла его сложное русское имя) вопросительно взглянул на Невельского.

На Белоглазого.

– Нет, – сказал Белоглазый. – Мы повторим следственный эксперимент, как со старикомшаманом. Я должен получить доказательство того, что внешняя хрупкость не прячет за собой звериную силу.

– Сергей Сергеевич, побойтесь бога! Барышня молоденькая, красивая, хоть и дикарка, а жалко же…

– Мне не жалко. Мне надо до правды доискаться. А про шаманов я много интересного слышал.

– Но не могла же она надругаться над теми несчастными! Вряд ли вы слышали, что шаманки могут, как европейские суккубы, превратиться в инкубов и…

– Довольно благоглупостей, Петр Васильевич. Одной из поруганных всадили деревянный кол, у второй вырезали… Мы не знаем, были ли они изнасилованы естественным способом. Любострастную подоплеку этих преступлений выводили из чрезмерного интереса преступника к женским органам погибших. А третий погибший и вовсе любострастного интереса у убийцы не вызвал. Тут что-то другое, что-то непонятное, жуткое, и я уверен, что это сотворили дикари. Дождик вызывали или об урожае просили.

– Эта девушка пользуется большим уважением. Если с ней случится скверное – они взбунтуются.

– Не взбунтуются, – усмехнулся Белоглазый. – Они кроткие, казаков боятся.

– И при этом они же – лютые убийцы?

– Да.

– Ее сопровождали четверо, казаки донесли…

– Я знаю. Эти четверо будут ее ждать. И пусть ждут. Ей не придется пешком до Выдрино идти, если мы ее отпустим.

– Так что же, препроводить барышню в тюрьму?

– Нет. Она хоть и не барышня, но в нашей женской тюрьме на две камеры, где сидят воровки, убийцы и проститутки, обворовавшие или прикончившие клиента, ей не место. Ко мне на квартиру ее препроводите. Как вы знаете, у меня там оборудована комната с зарешеченным окном, где особо нежные политические барышни отдыхают по пути на каторгу. У двери заночует мой денщик. Шаманка не сбежит. Ни одна политическая не сбежала же.

– Хорошо, будь по-вашему, Сергей Сергеевич, мне приходится вам подчиняться, но я еще раз напоминаю вам, что эта девушка пользуется у своих, если вам угодно, дикарей большим уважением!

– Да, конечно, – отмахнулся Белоглазый и встал. – Поручите отвести барышню ко мне в дом. У меня сегодня еще дела. Этап надо встретить и захворавших распределить по тюремной больнице. Предварительно отделив от симулянтов.

Петр Васильевич смотрел на Алтан с жалостью. Но передал ее тем же казакам, которые ее сюда привезли.

На улице Алтан увидела отца. Его и еще троих молодых парней из поселка. Лошадей они где-то оставили, сами покорно сидели на корточках у стены дома. Проводили ее взглядом. Только когда казак подсадил ее в седло и конвой тронулся с места, буряты встали и неспешно пошли следом.

– Батюшка твой, я так понимаю? И братцы? – спросил казак у Алтан.

Она кивнула.