В ней снова закипает гнев. Я не даю ей шанса подойти ко мне, даже если ее слова ранят меня с каждым шагом, что я ступаю мимо нее к двери.
— То, какой ты была — ужас. То, какой ты стала — еще ужаснее.
На этот раз я делаю то, о чем она просит. Натягиваю куртку, хватаю сумку и ухожу.
И не собираюсь когда-нибудь возвращаться.
Рис следует за мной в яркий и теплый воздух летнего утра. Не сделав и трех шагов от дома, мы слышим крики моей матери и звук падающих предметов.
Я иду по тротуару, и каждый шаг ощущается поражением. Она никогда не расскажет мне, что произошло у них с отцом, и о тех монстрах, которые, по ее убеждению, уничтожили его.
Мы проходим мимо детей, играющих в своих дворах, и взрослых, старающихся выполнить все работы в садах, пока солнце не поднялось высоко. Прекрасный летний день полностью контрастирует с моим настроением, и почему-то это еще больше бесит меня. Я ускоряюсь и топаю, шагая по асфальту. В груди боль, в глазах жжение, но я не плачу. Не кричу. Я сдерживаю все внутри, позволяя этому изводить меня.
Мой путь преграждает неизвестно откуда возникшая рука, схватившая меня за плечо. Я пытаюсь освободиться от нее, но она снова сжимается. Глаза горят от долго сдерживаемых слез. Не хочу терять самообладание перед кем-то в этом городе.
— Отпусти меня. — Стараюсь придать нотки ярости своему голосу, но он дрожит от боли, разрывающей мне грудь и стоящей комом в горле.
— Пойдем ко мне, и я смогу заставить тебя почувствовать себя лучше.
Я узнаю этот голос. Коннор. Парень из школы. С ним еще ребята, с которыми я обычно флиртую в коридорах на перемене. Мне становится хорошо. Я чувствую себя лучше. Нужной. Но они не те, кого я хочу. Я грубо пихаю Коннора, отталкивая от себя, в надежде, что он отпустит мою руку, чтобы удержать равновесие. Но его рука на моем запястье только сжимается. Стального цвета глазами он смотрит на меня и рычит:
— Какого черта? Неудивительно, что собственная мать тебя терпеть не может!
Слова ранят, но у меня нет шанса отреагировать. Коннор толкает меня спиной на дорогу. Я слышу сигнал автомобиля, а затем чувствую удар. Проезжаюсь по тротуару, обдирая кожу об асфальт.
— Мне так жаль! — Мужчина спрыгивает с велосипеда. — Ты в порядке? — Он ощупывает мое тело, проверяя на наличие повреждений, но не лапает меня. Пока еще нет. Для этого нужно мое, в некотором роде, разрешение. Это незначительный жест, но я ценю его. Тело горит в тех местах, которыми я проехалась по тротуару, заработав кровоточащие ссадины на коленях, локтях и ладонях. Все, что я могу сделать, это кивнуть, потому что боюсь открыть рот, опасаясь звуков, рвущихся на свободу. Мужчина помогает мне подняться на дрожащие ноги, пока безостановочно извиняется за то, как он пытался съехать с тротуара, но единственный путь к отступлению был занят проезжающим автомобилем.
— Я в порядке, — умудряюсь сказать я, возвращаясь на тротуар.
Коннор с друзьями ржут надо мной, стоя у витрины винного магазина. Хозяин медлит за стойкой, его взгляд мечется между мной и парнями, словно он не может решить, стоит ли ему выйти или сначала закончить обслуживать клиента.
Рис наблюдает за парнями, но ничего сделать не может. Он никому не виден. Никто его не услышит. В этот момент мой гнев перекрывает все остальное, и направлен он на Риса. Зачем ему надо было убивать себя? Почему для меня он не может быть настоящим?
Я отворачиваюсь, мне нужно немного дистанцироваться от постоянной боли в сердце, но прежде, чем я успеваю дойти до конца улицы, сзади раздается резкий звук бьющегося стекла. Все изумленно смотрят на Коннора и его друзей. Владелец магазина, бросив своего клиента, выбегает наружу, а парни изумленно смотрят на пустой витринный проем. Мужчина, приказав им стоять на месте, вытаскивает мобильный телефон и вызывает полицию.
Рис выходит из магазина и подходит ко мне, переплетая наши пальцы. Уголки моего рта приподнимаются в улыбке, которая постепенно расплывается по всему лицу. Гнев полностью исчезает.
— Что ты наделал? — шепчу я.
— Они чуть не убили тебя. — Лицо Риса будто каменное. Он в ярости. — Теперь будем надеяться, они никогда больше не обидят тебя.
— Ты разбил витрину?
Он притягивает меня к себе, и мы уходим с места происшествия.
— Я бы разорвал их на куски, если бы мог. — Он пожимает плечами, словно в этом нет ничего особенного. Рис не представляет себе, что он первый за очень долгое время, кто вступился за меня, кому я не безразлична.
Мы сворачиваем за угол — там находится кафе. Я толкаю перед собой дверь и подхожу к стойке.
— Просто кофе. — Я достаю из сумки пару купюр, кладу на стойку пятерку и спрашиваю Риса: — Хочешь чего-нибудь?
— С кем вы разговариваете? — Мальчик за стойкой смотрит на меня и на пустое пространство рядом со мной. Между его бровями образуется складка. Никто, кроме меня, не может видеть Риса. Я качаю головой и отвечаю: