Чудовище (ЛП)

***

Мы добираемся до кладбища, когда солнце начинает садиться. Я оставляю мотоцикл на гравийной дорожке прямо у ворот. Мы проходим мимо Джорджа, Беверли, Райана и Эммы, через холм, дальше на другую сторону и вниз — к одинокой надгробной плите Риса-без отчества-Винтерса. Вечерний летний воздух по-прежнему теплый, и в толстовке становится жарко, поэтому я тяну ее вверх за подол и снимаю через голову.

Тяжесть в кармане напоминает мне о пачке сигарет и зажигалке. Идея увидеть Риса таким, каким он был при жизни, пробуждает во мне какой-то голод. И чудовище во мне охотно готово его утолить. Я вытаскиваю сигареты, зажигалку и готовлюсь впервые в жизни закурить. Молниеносным движением Рис выхватывает пачку из моих рук и распечатывает ее. Когда наши взгляды встречаются, уголки его губ приподнимаются в улыбке, и мое сердце подпрыгивает. Мы оба чувствуем себя невероятно здорово. Он успокоился относительно своей семьи, а мне спокойно с ним.

Мы ложимся на траву лицом к лицу, наши головы почти соприкасаются. Он протягивает мне сигарету из пачки. Я беру ее, прикуриваю и делаю первую затяжку в своей жизни, уверенно вдыхая дым. Глядя на меня, он приподнимает брови.

— Что?

— Большинство людей в первый раз обычно кашляют.

Рис выхватывает сигарету из моих пальцев, затягивается и плавно выдыхает дым вверх. На его лице внезапно появляется выражение потери, и он возвращает сигарету мне.

Теперь моя очередь спросить.

— Что?

— Я не могу почувствовать вкус.

— Наверное, они слишком старые, — я бросаю окурок и топаю по нему, закапывая ногой в землю, но Рис по-прежнему молчит.

— Я не чувствую, — шепчет он отстраненно. Он не поворачивается ко мне, слишком погрузившись в другую жизнь. Ту, в которой меня никогда не было.

— Рис, — говорю я, пытаясь вернуть его обратно. Дотянувшись, я провожу пальцами по его волосам. Он ведь может это почувствовать, правда? Раньше чувствовал. Прошлой ночью. Этим утром. Почему же не может чувствовать сейчас?

Вернись ко мне.

— Мне просто хочется иметь возможность снова чувствовать. — На этот раз, когда он смотрит на меня, его взгляд твердый и решительный. — Я хочу чувствовать твои руки на своих волосах. Я знаю, что они там, — говорит он и тянется, чтобы взять меня за руку, — но ощущения исчезли. Я хочу быть в состоянии ощутить вкус. — Он опускает взгляд на мои губы, разливая тепло по моему телу. Я слегка поворачиваю лицо и медленно тянусь губами к его губам. Рис замечает мое движение, но не смотрит мне в глаза. Он по-прежнему внимательно смотрит на мой рот, и когда я слегка высовываю язык, его глаза темнеют. — Ты не должна целовать меня.

— Почему нет? — На этот раз я набираюсь смелости спросить. Сейчас я хочу знать, почему он боится, потому что в этот раз мне не страшно.

— Я ненастоящий, — раздраженно говорит он и поднимается на ноги, оставляя меня лежать на земле. Тяжелая правда его слов давит на меня, и я не могу сдвинуться с места. Не могу дышать. Он думает, что ненастоящий, и, возможно, для большинства людей так и есть. Разве он ненастоящий, если я могу его видеть? Разве он ненастоящий, если я могу с ним разговаривать? Разве он ненастоящий, если я могу прикасаться к нему? Даже если он больше не может этого ощущать. Пусть он не может больше чувствовать меня, но я могу чувствовать его. Я сажусь, собираясь задать ему эти вопросы, когда вижу, что Рис копается в моем телефоне. — Что ты…— Я не успеваю закончить свой вопрос. Он прерывает меня, нажимая на кнопку. Начинает звучать медленная музыка, и я знаю эту песню. Она старая.

— «Как прекрасен этот мир»? — спрашиваю я.

Рис выпрямляется и, протянув мне руку, тихо спрашивает:

— Могу я потанцевать с тобой?

Положив мою руку на свое плечо, он притягивает меня к себе. Я обнимаю его за плечи и перебираю пальцами короткие волосы у него на затылке. Он обнимает меня за талию, и мы медленно танцуем под нежную музыку.

— Джаз? — Улыбка расплывается на моем лице, а он качает головой, глядя вверх, словно у неба есть ответы на его вопросы.

— Моя мама всегда его слушала, когда я был маленьким. — Рис пожимает плечами и продолжает: — Я так и не перерос это. Во всяком случае, чем старше я становился, тем больше он мне нравился.

Я кладу голову ему на плечо, и мы медленно танцуем над его могилой.

— В моей истории единственное чудовище — это я, Джайдин. Я не только сгубил свою жизнь, но и жизни всех членов моей семьи. Сейчас я это понял. Никто не был виноват. Только я. Но теперь я здесь. У тебя есть возможность видеть, слышать и чувствовать меня, и я, черт возьми, не мог позволить себе упустить такой шанс. Поэтому не сдавайся.

Песня заканчивается, и он перестает раскачиваться. Мягко приподняв пальцем мое лицо за подбородок, он заглядывает мне в глаза.

— Я знаю, зачем ты ночью приходишь на кладбище. Обещай мне, что не сдашься.

— Но что, если это будет слишком тяжело? Что, если ее ненависть слишком сильна?

Рис улыбается и говорит:

— Все равно не сдавайся.

— Но мы могли бы быть вместе.