Чукотскіе разсказы

Молодые подростки, не принимавшіе участія въ бѣгѣ, не желая отставать отъ старшихъ, затѣяли состязаніе въ прыганій, воздвигая изъ жердей и изломанныхъ саней импровизированные барьеры и преграды. Прыгали они, не раздвигая ногъ, съ плотно сложенными носками, стараясь придать себѣ легкости нѣсколькими послѣдовательными прыжками и сдѣлать послѣдній рѣшительный прыжокъ возможно дальше. Неловкій обыкновенно попадалъ ногами въ средину груды деревянныхъ обломковъ и платился довольно чувствительными ушибами. Парни, немного отдохнувъ, принялись прыгать взадъ и впередъ съ такимъ увлеченіемъ, какъ будто никто изъ нихъ не участвовалъ въ недавнемъ бѣгѣ. Каждый, вновь прыгавшій, старался превзойти предшественника; предѣльная черта прыжка отодвигалась все дальше и дальше. Побѣдителемъ, однако, оказался не Келеккакъ и никто изъ чукотскихъ парней, а довольно пожилой ламутъ съ безобразнымъ лицомъ и ногами, искривленными отъ постояннаго сидѣнья на оленьемъ хребтѣ. Его подошвы, казалось, были сдѣланы изъ каучука; онъ легко переносился черезъ всѣ барьеры и каждый слѣдъ, оставленный его ногами на снѣгу послѣ предѣльнаго прыжка, былъ недостижимой цѣлью для всѣхъ чукотскихъ прыгуновъ.

Мальчишки отстали отъ взрослыхъ и, привязавъ къ вершинѣ дерева длинный ремень съ лямкой на концѣ, бѣгали по кругу, забавляясь «гигантскими шагами». Нѣсколько молодыхъ женщинъ собрались на другомъ концѣ стойбища и затѣяли своеобразное игрище, которое тотчасъ-же привлекло къ себѣ вниманіе всѣхъ мужчинъ, молодыхъ и старыхъ.

Три пары самыхъ бойкихъ женщинъ встали другъ противъ друга и начали такъ называемое «горлохрипѣніе», которое замѣняетъ у чукчей хоровое пѣніе и служитъ введеніемъ къ пляскѣ.

Онѣ испускали странные горловые звуки, совершенно не поддающіеся описанію, производя ихъ непрерывной смѣной короткихъ и отрывистыхъ вдыханій и выдыханій. Казалось, какъ будто оригинальныя пѣвицы изо всѣхъ силъ стараются удержать голосъ въ самой глубинѣ горла и каждый звукъ, все таки выходящій наружу, стремятся снова проглотить и вернуть обратно. Сквозь это странное хрипѣнье съ трудомъ можно было уловить слова припѣва:

— Одноглазый старикъ съ молодой дѣвкой состязались въ горлохрипѣніи… А-хай, а-хай, а-хай!

Пока у старика не вылѣзъ послѣдній глазъ изо лба… А-хай, а-хай, а-хай! А-хай, а-хай, а-хай!..

Гуна вай, гуня вай! — затянули пѣвицы протяжнымъ речитативомъ.

— Мы стали безъ костей!

Начался обычный танецъ, состоявшій изъ довольно нелѣпаго топанія на мѣстѣ и разнообразившійся вставочными мимическими эпизодами наивно безстыднаго характера, которые я затрудняюсь описать. Мальчишки тоже приняли участіе въ пляскѣ и одинъ въ особенности возбудилъ всеобщій восторгъ выразительной гибкостью своего стана и подвижностью поясницы.

Послѣ пляски женщины завязали цѣлый рядъ разнообразныхъ игръ. Однѣ прыгали черезъ веревочку, переваливаясь съ ноги на ногу, похлопывая мѣховыми рукавами въ тактъ прыжкамъ и каждый разъ задѣвая штаниной объ штанину. Другія пускались взапуски «на четырехъ костяхъ», крѣпко упираясь въ землю носками ногъ и кулаками выпрямленныхъ рукъ, которыя должны были оставаться все время не согнутыми. Третьи прыгали взадъ и впредъ, сжавшись въ комокъ и схватившись руками за носки сапоговъ, что, при массивности мѣховыхъ одеждъ, требовало не малой ловкости. Четвертыя, наконецъ, по-просту ползли на брюхѣ, вытянувъ ноги, сложенныя вмѣстѣ, упирался локтями объ землю и поразительно напоминая ползущихъ нерпъ — онѣ дѣйствительно имѣли въ виду подражать нерпамъ.

Акомлюка проявлялъ весьма живой интересъ къ женскимъ играмъ и осыпалъ участницъ шумными возгласами одобренія. Самымъ бойкимъ онъ выражалъ свое сочувствіе еще нагляднѣе и пускалъ въ ходъ свои длинныя руки, что заслуживало ему отъ Каляи довольно изрядный толчекъ въ грудь.

— А ты что стоишь, какъ дерево? — задорно сказалъ онъ Ятиргину, — и не обнимаешь такихъ удалыхъ дѣвокъ?

Ятиргинъ только поглядѣлъ на него и не отвѣчалъ ни слова. Длинная фигура Тылювіи, какъ безмолвное memento mori, виднѣлась у входа въ послѣдній шатеръ. Она разложила большой огонь и накладывала куски мяса въ закопченый котелъ, готовясь подвѣсить его на крюкъ.

— Ну, давай, хоть поборемся! — предложилъ Акомлюка. — Зачѣмъ тебѣ стоять безъ дѣла?..

Ятиргинъ тотчасъ-же согласился. Несмотря на свой тщедушный видъ, онъ считался однимъ изъ самыхъ сильныхъ борцовъ въ Кичетунѣ, Энурминѣ и Нэтэнѣ, трехъ приморскихъ поселкахъ, расположенныхъ рядомъ.

Они схватились, не снимая кушаковъ, и стали топтаться на мѣстѣ, стараясь половчѣе притянуть къ себѣ противника. Акомлюка нападалъ, а Ятиргинъ, сообразно обычаямъ борьбы долженъ былъ ограничиваться только пассивнымъ сопротивленіемъ. Вдругъ, замѣтивъ, что Акомлюка слишкомъ подался впередъ, онъ сильно отскочилъ и дернулъ за плечи противника, — тотъ немедленно растянулся во всю длину, ударившись лицомъ объ снѣгъ.

— Это противъ обычая! — закричалъ онъ, вскакивая на ноги. — Не твоя очередь! Вотъ я тебя еще не такъ дерну!..