Чукотскіе разсказы

Калюунъ, самый удалый изъ чаунщиковъ, олени котораго взяли не одинъ призъ на разныхъ бѣгахъ отъ Чауна до Колымы, вернулся послѣднимъ. Онъ велъ за собою на длинной привязи трехъ или четырехъ оленей. То были присталые, покинутые по дорогѣ различными ѣздоками, на попеченіе того, кто будетъ ѣхать сзади всѣхъ.

— О-о! — смѣялись чукчи, глядя на этотъ поѣздъ. — Предводитель кочевья ѣдетъ! Другъ, гдѣ твой кочевой караванъ?

Кочевой караванъ обыкновенно движется шагомъ.

— Близко! — отшучивался Калюунъ. — Да и стадо тутъ-же. Что, мохъ найдется-ли? Ваши копыта весь мохъ вытоптали!..

— Что дѣлать? Олени пристали, — объяснялъ онъ потомъ зрителямъ. — Только третьяго дня пріѣхалъ съ Чауна!..

Молодые парни, собиравшіеся состязаться въ пѣшемъ бѣгѣ, уже давно сгорали отъ нетерпѣнія. Маленькій и невзрачный Келеккакъ, бѣдный родственникъ Акомлюки, проживавшій въ качествѣ пастуха при его стадахъ, подбѣжалъ ко мнѣ съ озабоченнымъ видомъ.

— Хочешь ставить, такъ ставь! — заговорилъ онъ безъ обиняковъ. — Молодые люди хотятъ бѣжать.

Видишь, солнце перевалило черезъ макушку неба. До вечера еще много работы!..

Я велѣлъ одному изъ моихъ спутниковъ достать обѣщанную ставку.

— Только поставь побольше! — сказалъ Келеккакъ. — Далеко будемъ бѣжать! Жалко нашихъ ногъ при малой ставкѣ!..

— А тебѣ какая забота? — возразилъ я шутя. — Развѣ ты возьмешь? Твои ноги что-то коротки!..

— Пусть коротки! — возразилъ Келеккакъ увѣренно, — все равно возьму! Ставь ставку! Замедленіе ты!..

Ставка вызвала одобреніе всѣхъ присутствующихъ. Она состояла изъ полукирпича чаю и папуши листового табаку, что представляло по южно-сибирскимъ цѣнамъ стоимость немного болѣе полтинника, но мнѣ обошлось не менѣе двухъ рублей, а у окрестныхъ жителей представляло мѣновую цѣну двухъ молодыхъ оленей. Келеккакъ и его товарищи тотчасъ-же стали приготовляться къ бѣгу. Они снимали обувь и верхнее платье и оставляли на себѣ только нижнюю одежду, сдѣланную изъ тонкихъ и мягкихъ шкуръ, и тонкіе мѣховые чулки, надѣтые шерстью внутрь, запущенные подъ шаровары и плотно затянутые снурками вокругъ щиколотки. Въ рукахъ у каждаго былъ короткий и крѣпкій посохъ съ широкимъ роговымъ наконечникомъ, для того, чтобы подпираться во время бѣга. Всѣхъ участниковъ бѣга набралось человѣкъ двѣнадцать. Большая часть ихъ сгруппировалась около ставки, нисколько не заботясь о томъ, чтобы выровняться въ линію, и дожидаясь только, чтобы послѣдніе окончили переодѣваніе. Плотная фигура Акомлюки замѣтно выдавалась между другими.

Онъ не снялъ кукашки и только плотнѣе затянулъ поясъ вокругъ стана и неподвижно стоялъ, опираясь на посохъ, весь наклонявшись впередъ и готовый каждую минуту сорваться съ мѣста. Трое молодыхъ ламутскихъ парней, тоже пожелавшихъ принять участіе въ состязаніи, тощихъ и низкорослыхъ, съ ногами, похожими на спички, выглядѣли рядомъ съ нимъ просто пигмеями.

— Какъ весенніе телята возлѣ сохатаго! — самодовольно говорили чукчи, поглядывая на группу молодыхъ людей. Старые ламуты, стоявшіе въ толпѣ, только поддакивали. Они слишкомъ боялись чукчей и зависѣли отъ нихъ, чтобы защищать передъ ними свое національное достоинство. Даже степенный Пэлэпка — Павелъ (Павелъ Филипповъ), капралъ[130] рода Балаганчиковъ, счелъ своимъ долгомъ замѣтить на ломанномъ чукотскомъ языкѣ:

— Ламуты слабѣе, ламуты мало ѣдятъ! Никогда ѣды нѣтъ — оттого!..

Какъ только послѣдній изъ переодѣвавшихся поднялся съ земли, вся группа кинулась въ разсыпную, толкая и перегоняя другъ друга, но все-таки видимо стараясь сберечь свои силы для дальнѣйшей части состязанія. Въ виду важности ставки бѣгъ предлагался далекій. — «Пока обезсилимся!» — Пока мозгъ въ костяхъ не сожмется! — говорили парни. Рѣшающее значеніе, конечно, должно было принадлежать обратной половинѣ пути по направленію къ стойбищу.

Зрители стояли, не расходясь, и смотрѣли вслѣдъ убѣгавшимъ. Я сталъ искать глазами Толина. Они стояли съ Амрилькутомъ въ сторонѣ и о чемъ-то оживлено разговаривали. Я подошелъ слушать.

— Я тебѣ опять говорю, — настаивалъ Амрилькутъ, — не гонись ты за призомъ! Ихъ умы всѣ противъ тебя! Еще испортятъ тебя, да!.. Если нельзя не состязаться, самъ останься сзади, пріѣзжай третьимъ или четвертымъ!.. Дай другимъ потѣшиться!..

Толинъ упрямо тряхнулъ своими длинными серьгами.

— Скажи ему, Вэипъ! — обратился ко мнѣ Амрилькутъ съ огорченнымъ видомъ. — Онъ русскихъ любитъ, можетъ, тебя послушаетъ!..

— Я какъ стану сзади оставаться?.. — проворчалъ Толинъ. — Люди хотятъ обогнать, а я стану оленей удерживать?.. Пусть колдуютъ! Мы тоже найдемъ вдохновеніе!..

Къ моему удивленію, Энмувія, который вчера такъ неотвязно преслѣдовалъ Митрофана, не побѣжалъ вмѣстѣ съ другими.

— А ты чего? — насмѣшливо обратился къ нему Селивановъ. — А еще, говорятъ, легкій человѣкъ!

Энмувія печально посмотрѣлъ на него.

— Худо! — сказалъ онъ со вздохомъ. — Съ утра занемогъ. Чай пилъ плохо. Ѣду не ѣлъ. Теперь все тѣло дрожитъ!..

— Отчего заболѣлъ? — допытывался Селивановъ.

— Кто знаетъ? — отвѣтилъ Энмувія уклончиво. — Людей съ твердымъ сердцемъ слишкомъ много, мужчинъ и женщинъ!..