Чукотскіе разсказы

Черезъ минуту таинственная ручка, принявъ опустѣвшую сковороду, протолкнула ее обратно въ пологъ, наполненную оригинальнымъ кушаньемъ изъ опаленныхъ губъ и копытъ, мелко накрошенныхъ и облитыхъ свѣжей кровью недавно убитаго оленя. Пастухи и бабы, которые чувствовали еще голодъ, дружно накинулись на вновь принесенное блюдо и скоро выпачкались въ немъ до ушей, напоминая общество пирующихъ людоѣдовъ, только что опустошившихъ жилы закланной жертвы.

Эттыгинъ ѣлъ неохотно. Мысли его были чѣмъ-то поглощены.

— Гдѣ Васька? — спросилъ онъ вдругъ.

Я уже нѣсколько минутъ чувствовалъ, что мнѣ стало свободнѣе сидѣть, и теперь понялъ, что это произошло отъ удаленія Каурова, который очень ловко выскользнулъ изъ полога.

Анюша скорчила недовольную гримасу.

— Гдѣ будетъ? Однако, у нарты стоитъ, съ фляжкой цѣлуется! — проговорила она по-русски. Эттыгинъ, почти ничего непонимавшій по-русски, все-таки утвердительно кивнулъ головой. Онъ хорошо зналъ и самъ, куда могъ скрыться Васька. Не говоря ни слова, онъ натянулъ свою кукашку на голову и торопливо скользнулъ изъ полога. Только бѣлыя пятки его сверкнули передъ глазами. Сосѣди не обратили вниманія на его исчезновеніе и продолжали пировать надъ сковородой. Пологъ былъ наполненъ запахомъ пота, вонью распарившагося человѣческаго тѣла, испареніями горячей нищи, промозглымъ зловоніемъ оттаявшихъ оленьихъ шкуръ и еще, Богъ знаетъ, какими запахами. Дышать было нечѣмъ. Мишка высунулъ голову изъ полога наружу и такъ и остался въ этомъ положеніи, не рѣшаясь вернуться обратно. Я кое-какъ проползъ къ выходу и, приподнявъ край шкуры, тоже высунулся на улицу, обдаваемый ледянымъ дыханіемъ сорока-градуснаго мороза. Но моя голова была крѣпче Мишкиной, и я разсудилъ вернуться къ покинутымъ мною сосѣдямъ, тѣмъ болѣе, что наши вытянутыя рядомъ тѣла сильно стѣсняли Анюшу, сидѣвшую въ промежуткѣ. Отсутствіе Эттыгина продолжалось недолго. Но когда онъ вернулся, въ его лицѣ и манерахъ была замѣтна явственная перемѣна. Забравшись въ пологъ, онъ вмѣсто того, чтобы сѣсть, выпрямился во весь свой, впрочемъ, очень маленькій ростъ, подпирая головой невысокую крышу.

Одна нога его попала въ самую середину сковороды и скользнула по размазанной крови, упираясь носкомъ въ желѣзные края. Ранаургинъ посмотрѣлъ съ упрекомъ вверхъ, но сказать ничего не рѣшился, только принялся усиленно выгребать пальцами остатки крови изъ подъ жесткой щетинистой подошвы сапога. Но Эттыгину было мало того, что онъ самъ стоялъ на сковородѣ. — «Встаньте!» — сказалъ онъ повелительно. Не долго думая, онъ опустилъ внизъ руки и, поймавъ за волосы двухъ ближайшихъ сосѣдей, потянулъ ихъ кверху. Остальные не заставили себя просить и встали сами. Ранаургинъ въ послѣдній разъ провелъ ладонью по сковородѣ и, забравъ сколько могъ крови, всталъ на ноги и принялся тщательно облизывать свою руку. Я равнодушно смотрѣлъ на группу, стоявшую передо мной въ самыхъ нелѣпыхъ позахъ, подъ низенькой крышкой полога. Каждый разъ, когда Эттыгинъ напивался, онъ продѣлывалъ передо мной ту-же самую сцену.

— Великій начальникъ! — сказалъ Эттыгинъ. — Открой намъ свое ухо! Мы всѣ стоимъ передъ тобой, и у насъ во рту одинъ языкъ! Мы хотимъ просить великою просьбою на русскихъ гостей, которые пріѣзжаютъ къ намъ за торгомъ! Ты напиши наше слово на большую бумагу и пошли ее Солнечному Владыкѣ, чтобы онъ узналъ объ обидѣ своихъ людей. Сердитая вода — худая вода, и люди на тундрѣ всѣ обѣднѣли отъ нея. На Камень

мало ѣздятъ русскіе купцы, и всѣ люди тамъ богаты оленями, а мой народъ сталъ бѣденъ… Зачѣмъ купцы возятъ водку? Глаза увидятъ, душа захочетъ, тогда житель отдастъ все!

Онъ долго говорилъ на эту тему, кланяясь и заставляя кланяться другихъ, которые, впрочемъ и безъ того стояли, сильно наклонившись впередъ.

Я безстрастно слушалъ рѣчи Эттыгина, не считая даже за нужное повторять мое прежнее увѣреніе, что я вовсе не великій начальникъ и не уполномоченъ принимать такія жалобы. Я ожидалъ, когда онъ закончитъ свою рѣчь послѣдней заключительной просьбой, а именно попроситъ, чтобы я угостилъ его хоть получашкой водки, ибо умъ «великаго начальника» хорошо знаетъ, гдѣ ее можно найти, и сердце его можетъ потребовать ее, напримѣръ, отъ казака, который не смѣетъ противиться начальству, такъ какъ онъ казакъ и получаетъ паекъ и т. д. Но услышать обычное заключеніе пьяныхъ жалобъ чукотскаго старосты мнѣ не пришлось на этотъ разъ. На дворѣ раздался оглушительный вой дюжины собачьихъ глотокъ Мишкиной упряжки, которому вторили разсѣянные голоса чукотскихъ собакъ, привязанныхъ тамъ и сямъ у опрокинутыхъ саней. Парни, сунувъ головы въ кукашки, проворно нырнули изъ полога. На стойбищѣ всегда можно опасаться нападенія волковъ на оленье стадо, и пастухамъ приходится вѣчно быть на сторожѣ.