Чумные ночи

– Нация не может существовать без своего государства, – продолжал Мазхар-эфенди. – Через какое-то время остров снова станет чьей-нибудь колонией, попадет в рабство к какой-нибудь могущественной державе. У нас нет другого выхода – только раздать оружие нашим арабам из гарнизона, чтобы стреляли во всякого, кто осмелится выйти на улицу. Если мы не заставим горожан соблюдать этот запрет, нам всем придет конец. Я думал об этом, еще когда сидел в тюрьме.

– Ваш бывший начальник, покойный Сами-паша, был повешен за то, что приказал военным стрелять в нарушителей карантина! – напомнил доктор Никос. – Как бы и нас всех не ждал такой же конец.

– Но что же нам остается делать? Для того чтобы обходить дом за домом в поисках больных, у нас нет в достатке ни времени, ни людей. Да и добровольцев на это не найдется. При таком количестве утаенных больных и покойников это невозможно… Если сейчас, когда каждый думает только о себе, мы призовем горожан ходить по улицам исключительно поодиночке, послушают ли нас?

В итоге люди, отныне облеченные властью, сошлись на том, что без полного запрета выходить на улицу не обойтись. Решили, впрочем, не спешить, чтобы дать арабскому батальону время подготовиться.

Историки ничего не знают о глубоком пессимизме и тревоге, владевшими тогда теми, кто определял судьбу мингерской нации и государства, и сегодня мои патриотически настроенные коллеги даже слышать не хотят ни о чем подобном. Однако нам представляется, что не будь этого пессимизма и решимости идти на крайние меры, даже стрелять в народ, этот самый народ ни за что не согласился бы вернуться к карантинным мерам после перерыва в двадцать пять дней. Объявление карантина отложили на два дня – на этот раз не по нерадивости, а из чрезмерных опасений.

А тем временем полуофициальная газета «Хавадис-и Арката» по приказу королевы напечатала извещение об амнистии. И все, кого при шейхе Хамдуллахе сажали в тюрьму за компанию с ворами, насильниками и убийцами: греческие националисты, османские шпионы, солдаты Карантинного отряда, противники правительства, люди, пойманные при попытке сбежать с острова, работники пароходных агентств, напечатавшие слишком много билетов, радикалы и смутьяны, – в праздничной обстановке были выпущены на свободу.

Поскольку в тюремных камерах бушевала чума, многие из помилованных принесли заразу домой, в свои семьи. Но были, увы, и противоположные примеры. Один из солдат Карантинного отряда, думавший, что так и сгниет в сырой тюремной камере, после освобождения со слезами счастья на глазах поспешил к себе домой, в квартал Татлысу. Однако там выяснилось, что его родители и двое детей умерли, а жена и последний оставшийся в живых сын неведомо куда сбежали. Об этом солдату поведали вселившиеся в его дом посторонние люди.

Захватчики, пришедшие в Арказ из деревни Кефели, что на северо-западе острова, с угрозой в голосе заявили потрясенному горем солдату, что теперь здесь живут они, что было бы несправедливо, если бы в такое тяжелое время, когда каждый ищет, где бы укрыться, он стал бы жить здесь один, так не лучше ли ему отправиться на поиски своей несчастной жены и сына.

Такого рода самозахваты считались в те дни обычным явлением. И если бы пострадавший не был бойцом Карантинного отряда и не имел высокого покровителя в правительстве (Мазхара-эфенди), ему так и не удалось бы восстановить справедливость. Осталось бы только мучиться, не решаясь ни уйти на поиски жены и сына, ни отомстить захватившим его дом негодяям. В чумные ночи кошмары снились не только тем, кого терзали боль и страх смерти, но и тем, кто столкнулся с такой вот тяжкой неопределенностью и безграничным несчастьем.

Глава Надзорного министерства послал в квартал Татлысу своих охранников, которые ворвались в захваченный дом и без всякой жалости отправили самоуправцев в изолятор, пустовавший вот уже двадцать пять дней. (Дворы изолятора, этот мрачный лабиринт, который навсегда врезался в память единожды его узревшего, сначала очистили от грязи, а потом продезинфицировали, готовя к прибытию новых гостей.)

Поскольку одного арабского батальона для контроля за соблюдением новых мер было недостаточно, Мазхар-эфенди, заручившись одобрением доктора Нури, решил вновь поставить под ружье Карантинный отряд. В период правления шейха Хамдуллаха некоторые солдаты были отданы под суд и приговорены к тюремному заключению за то, что били невиновных, чинили произвол, отправляя в изолятор здоровых (которым это порой стоило жизни), и, разумеется, злоупотребляли своими полномочиями, избавляя от изолятора тех, кто мог дать им взятку.