Сразу после того, как его величество изрек эти важные слова, с ним заговорил Тахсин-паша, а доктору Нури было объявлено, что аудиенция закончена. Так фраза о Шерлоке Холмсе наполнилась новым и особенным смыслом. Доктор Нури, пятясь спиной вперед и приложив в знак почтения руки ко лбу (как подсказал ему внутренний голос), вышел из султанских покоев. Он еще долго оставался под впечатлением от этой встречи.
Что имел в виду Абдул-Хамид, когда сказал: «В точности как Шерлок Холмс»? В первые дни после свадьбы дамат Нури и Пакизе-султан не смогли найти времени, чтобы поразмышлять над этими важными словами. Возможно, султан просто отпустил колкость в адрес будущего мужа племянницы, имея в виду, что один из переводчиков детективных романов должен был взять в жены ее сестру и породниться с доктором Нури.
Уже в Арказе, отправленный бороться с эпидемией и искать убийцу главного санитарного инспектора, дамат Нури часто вспоминал слова Абдул-Хамида. Надо было полагать, что султану угодно, чтобы убийство столь ценимого им Бонковского-паши раскрыли методом Шерлока Холмса. Насчет подспудного смысла слов «как Шерлок Холмс» доктору Нури много раз пришлось спорить с губернатором – как применительно к делу об убийстве Бонковского, так и в более общем смысле, как о способе умозрительных рассуждений, подразумевающем в то же время и вполне реальную деятельность. Доктор Нури все хотел убедить Сами-пашу, что избранный губернатором путь раскрытия преступления неверен, применяемый им «метод» ошибочен. Один из арестованных вместе с Рамизом под пытками признался в убийстве Бонковского. Подозреваемого били палками, пытали клещами, мучили бессонницей, пока он, убежденный, что смерть близка, не оговорил себя, как сделали бы многие на его месте, и не сказал, что действовал по приказу Рамиза. Своим признанием он надеялся добыть себе помилование, но, даже если бы ему и не обещали от имени губернатора сохранить жизнь (на самом деле Сами-паша знать не знал и ведать не ведал об этом обещании, придуманном заплечных дел мастером), несчастный был так измучен и истерзан, что признался бы даже в том, что это он ходил по ночным улицам и заражал чумой дворы мечетей, общественные источники, стены, гробницы святых и, разумеется, дверные колотушки.
В первых письмах Пакизе-султан пишет о Сами-паше чуть насмешливо, иронизируя над его деловитым видом и склонностью к излишнему пафосу, но в то же время чувствуется, что она уважает губернатора за трудолюбие, талант государственного деятеля и ответственность. Однако с каждым днем дамат Нури все больше опасался, что губернатор самоуправно, не посоветовавшись со Стамбулом, казнит Рамиза и его приспешников, тем самым превратив шейха Хамдуллаха в заклятого врага властей и карантина.
В 1901 году законодательство Османской империи, постепенно европеизирующейся под влиянием великих держав, предусматривало, что всякий смертный приговор на ее территории должен утверждать стамбульский Верховный суд. Однако у этого правила было множество исключений; например, оно не действовало во время войны и мятежей, а также в случае невозможности установить связь со столицей. Поскольку армии империи все время где-нибудь да воевали, а восстания национальных меньшинств не прекращались, у губернаторов, можно сказать, вошло в привычку, не спросив дозволения у Стамбула, без долгих разбирательств вешать кого-нибудь, дабы устрашить подвластное население. Некоторые губернаторы, подозревая, что Стамбул не даст разрешения на казнь, приводили ее в исполнение внезапно, под покровом ночи, и потом Верховный суд вынужден был утверждать расправу задним числом, чтобы не создавалось впечатления, будто у властей есть две разные точки зрения на один вопрос. Так казнили очень многих греческих, сербских, армянских и болгарских повстанцев (до арабов и курдов очередь еще не дошла), анархистов и разбойников, и потому Абдул-Хамиду нередко приходилось успокаивать английских и французских послов, донимавших его речами о правах человека и меньшинств, о свободе мысли и реформе законодательства, уверяя их, что он не одобряет подобного беззакония и жестокости и немедленно снимет провинившегося губернатора с поста. На самом же деле он предпочитал, чтобы смертные приговоры приводили в исполнение именно так, не спрашивая Стамбул.
В вилайетах на окраинах империи, где османская бюрократия и армия представляли собой этническое меньшинство, казнили тихо и без зрителей, в тюремных дворах или в гарнизонах, и лишь затем сообщали о казни населению и местным шишкам. Но сейчас Сами-паша (очевидно, воодушевленный тем, что мусульмане на острове были в большинстве) задумал поставить три виселицы прямо на главной площади города. Многие обращали внимание на то, что первыми повешенными на острове должны были стать приверженцы ислама. Всякий раз, услышав о том, что губернатор распорядился построить для консулов особое возвышение, откуда они смогут наблюдать за казнью, доктор Нури снова принимался говорить Сами-паше, что тот совершает ошибку.