Чувствую себя глубоко подавленным и несчастным. Из дневников 1911-1965

Четверг, 1 марта 1945 года В Ватикан; передал карточку приора Рагузы монсиньору Кордовани, доминиканцу, занимающему пост Маэстро ди Палаццо. В преддверии аудиенции пошел в ватиканские музеи, но залы забиты солдатами и экскурсоводами, особенно Сикстинская капелла. Был поражен тем, что бо́льшую часть росписей невозможно рассмотреть невооруженным глазом; они бесцветны, кажется, будто краска впиталась в стену и исчезла; «Страшный суд» намного хуже, чем на фотографиях. <…>

Пятница, 2 марта 1945 года Аудиенция назначена на 9.30. Приехал раньше и зашел в собор Святого Петра вознеси молитву и получить наставление. Из собора – в Кортиле Дамазо, в лифте на второй этаж; анфилада ослепительных комнат, заполненных разнообразными людьми. Оттуда – пред светлы очи. За столом фигура в белом; кругом неземная красота, но глядеть по сторонам был не в состоянии; трижды преклонил колено и присел сбоку. Меня предупредили: по-английски папа изъясняется с трудом, и я громким голосом попросил говорить по-французски. Сразу же перешел к делу и заговорил о югославской церкви, сделал короткое резюме и упомянул Риттига. Он все это выслушал, сказал: «Ca n’est pas liberté» [380] , а потом заверещал на своем непонятном английском. Спросил, сколько у меня детей, и сказал, что присутствовал в Портсмуте на параде военных кораблей. Передал моим детям четки и свое «особое» благословение. И все же ушел я от него с убежденностью, что он понял, для чего я приходил. Это, собственно, мне и было нужно. Видел Тардини: передал мне два конфиденциальных письма в Югославию. И он, и Папа лестно отозвались о моей работе «во имя Церкви и человечества»: «Continuez» [381] .

Бари, понедельник, 5 марта 1945 года Утро, потраченное зря: наносил визиты людям, которых не оказывалось на месте.

Пятница, 9 марта 1945 года Прожив пять дней в «Империале» и сильно простудившись, выехал на грузовике на виллу в Сан-Спирито. Вещи положил в кузов – водитель заверил меня (а я ему поверил), что кузов крытый, и моим вещам ничего не грозит. Когда приехали в Сан-Спирито, моей дорожной сумки в кузове не было. Любимой сумки; я купил ее в 1930 году перед поездкой в Абиссинию. Где она с тех пор со мной только не побывала, сколько раз я ее чинил! Вместе с ней пропала и вся самая нужная одежда, и дневники за последние полгода, и кожаный бумажник со всеми документами и пометками, сделанными для отчета о положении Церкви в Хорватии. Я впал в отчаяние. Военная полиция повела себя грубо и равнодушно. И даже те, кто сочувствовал искренне, меня не обнадежили. В Бари воруют все подряд, говорилось мне, на то, что сумка найдется, надежды нет никакой. Самые общие выводы моего отчета у меня в памяти конечно же сохранились, но без соответствующих записей отчет утратит всю свою весомость. Я был вне себя. Поужинал в одиночестве и отправился спать, решив, что немедленно вернусь в Англию, пусть и без написанного отчета.

Суббота, 10 марта 1945 года

Утро невеселое: вместе с сумкой, ко всему прочему, пропали и самые необходимые туалетные принадлежности. После обеда телефонный звонок: мои вещи найдены военной полицией в целости и сохранности.

Воскресенье, 11 марта 1945 года Предполагаю начать писать отчет [382] .

Понедельник, 12 марта 1945 года По-прежнему в Сан-Спирито. Работаю с перерывами, нерегулярно.

Вторник, 13 марта 1945 года Узнал, что Маклин покидает Югославию и летит в Лондон, и решил ехать завтра же. Отчет не закончен.

1945–1965 [383]

Отель «Гайд-Парк», Лондон,

Великая Суббота, 31 марта 1945 года

В Англии уже две недели, в основном в отеле «Гайд-Парк». Расходы чудовищные; позавчера совершил по нынешним меркам на редкость выгодную покупку: приобрел золотые часы всего за 50 фунтов. В день – на жизнь, еду и табак – уходит фунтов 15–20. Условия жизни вполне приемлемые, пожалуй, лучше, чем год назад. <…> К тому же у меня много денег, скопившихся в мое отсутствие. Беспилотные ракеты падают неподалеку два-три раза в день, одна из них взорвалась в воскресенье утром в Марбл-Арч, и у нас в гостиной вылетели стекла. Новости с театра военных действий обнадеживают. Есть надежда, что война закончится уже через несколько недель, но воодушевления по этому поводу никто не испытывает: наступающий мир сулит ничуть не больше, чем заканчивающаяся война. <…>