Чужая кожа

Я шла по коридору, распятая в своей собственной нирване. До крови растворенная в ней. Коридор был полон призраков, порожденных моим собственным разумом. Я шла в другой жизни, посреди собственного позора, и бесцветные глаза окружавших меня призраков наблюдали за мной.

Я видела глаза сына. Я видела глаза мамы. Глаза моего бывшего мужа и той девки, к которой он от меня ушел. Глаза Виталия Кораблева. Глаза его спутницы, которую видела только на фотографиях. Глаза Беликовой. Глаза Комаровского. Глаза всех жертв Вирга Сафина. Они стояли, держа в вытянутых руках свою кожу. И эти шелковые знамена смерти развевались за мной.

Они пытались говорить со мной. Они что-то кричали, но я больше не разбирала слов. Я забыла язык земли. Все мои счеты с землей были закончены. И теперь мне предстояло оплатить мой самый последний счет.

Я просила у них прощения. Я не могла плакать. С земным миром для меня было покончено.

Зашла в свою комнату и заперла за собой дверь. Распахнула дверь ванной и включила горячую воду, наполняя ванну. Я не зажигала свет. Все, что мне было нужно, — только темнота, исключительно темнота.

Ванна была моим спасением. Ванна была моим ласковым морем. Когда я погрузилась в теплую воду, по всему моему телу прошла мягкая, приятная дрожь. Мои губы что-то шептали. Очень скоро я разобрала собственные слова.

— Виргин… Меня зовут Виргин… Вирджиния… Мое новое имя… Новое после всего, через что я прошла.

Подняв нож, я полоснула себя по руке, по запястью одной руки, по второй, думая, как в темной воде расплываются невидимые мне темные змеи, почти не испытывая боль. Я зажмурилась и откинулась головой на жесткий фаянс ванны. В быстро наступающей темноте мне все чудилось, что за мной пристально наблюдают глаза Вирга Сафина. Они были единственным, что я забирала с собой.

Двое суток я провела в реанимации в состоянии искусственного сна. Сон специально поддерживали самые современные препараты. Это было ноу-хау той больницы, в которую я попала. Наверное, в чем-то они были правы.

Позже я узнала, что мое состояние было очень тяжелым. Из пяти литров крови, существующей в человеческом теле, я потеряла почти четыре. А смертельной считается потеря трех. Никто из врачей так и не понял, как я выжила. Про себя они назвали это каким-то чудом. Поначалу все было очень плохо, и врачи практически отчаялись меня вытащить. Мне сделали два срочных переливания крови и погрузили в состояние искусственного сна. Медленно и неуклонно я погружалась в темный коридор времени, в конце которого меня ждала смерть. Я мало что запомнила из этих двух суток. Почти ничего.

К концу вторых суток, открыв глаза, я разглядела белый потолок больничной палаты и какие-то тонкие провода, тянущиеся к моей руке — провода капельницы. Разглядела массивную бутылку, из которой в руку мою капала темная жидкость. Слегка пошевелив рукой, почувствовала сильную боль, а, опустив глаза, увидела, что запястья мои туго перебинтованы.

Потом я увидела лицо женщины. Оно возникло сразу, как только я впервые испытала физическую боль и поняла, что жива. Лицо было белое, массивное, оно возникло передо мной из ниоткуда заполонило разом всю комнату и показалось мне невероятно объемным.

Женщина наклонилась ко мне, и я утонула в темном море огромных, очень знакомых мне сверкающих глаз — глаз, страшно напоминающих глаза одного человека. И, как у него, для меня были очень важны и значительны последствия этого темного взгляда. Сверкающие алмазы темной воды врывались в мою судьбу второй раз. Женщина наклонилась ко мне так низко, что я уловила терпкий, едва уловимый аромат ее духов.

— Все будет хорошо, милая девочка. Я здесь для того, чтобы тебя спасти.

Ее неожиданные слова, вполне ясно донесшиеся до меня сквозь вернувшееся сознание, вызвали у меня какой-то протест, и я попыталась пошевелиться. В тот же самый момент руки мои обожгла острая боль, тут же пригвоздившая к земле, и вместо слов из меня вырвался тихий, но мучительный стон.

— Лежи спокойно. Ты должна вести себя тихо. Я здесь, чтобы тебя спасти. Но никто не должен знать, что я здесь. У нас очень мало времени. Поэтому лежи тихо. И помни: я единственный человек, который может тебя спасти.

В этот момент послышались шаги в коридоре. Женщина приложила палец у губам. Собственно, я и не собиралась ничего говорить. Я рассматривала ее очень внимательно. Лицо ее, в котором я пыталась разглядеть каждую черту, играло со мной странные шутки. Иногда мне казалось, что я знаю ее, что я не раз уже ее видела. А в другой — что нет, что передо мной находится совершенно незнакомый человек. Но один только взгляд, один поворот головы, наклон лица в сторону, и передо мной вновь играли знакомые, привычные черты, пока я не начинала думать о том, что все происходящее со мной — совсем не игра ее лица, а последствия снотворного, которым меня накачивали.