Чужая сила

Держались только пахитосники. Мальчишки-пшеки и сами прекрасно владели прыгунцами, а, кроме того, были организованы и ощущали за своей спиной поддержку городского польского землячества. Они уверенно дали отпор бандам «кузнечиков», после чего, если верить слухам, поделили с ними улицы, не брезгуя заработком мелких уличных вымогателей. Хотя – не таких уж и мелких; вон, сколько разных торговцев на иной улочке Нового Города! Если с каждого хотя бы по три марки в день…

Туманная Гавань уже третий день кипела, как чугунок с супом на плите. Счёт жертв налёта инри перевалил за две сотни; раненых и увечных было уже больше тысячи. Выгорели целые улицы рабочих слободы; мета-газ, затопивший овражные трущобы, никак не рассеивался. Оставшиеся без крова, потерявшие близких, лишившиеся возможности прокормить семью… а проклятая взвесь мутным облаком висела в низинных проулках. Пожарные шли туда в газовых масках, и выскакивали, заходясь в кашле, вынося на себе мёртвые тела, и толпа каждый раз отзывалась взрывом горя и ненависти.

Солдаты спешно ставили на пустырях палатки, полиция вместе с пожарными суетились, торопясь снабдить оставшихся без крова горожан пищей и хоть какой-то врачебной помощью, успокоить, погасить недовольство. Напрасно: мастеровые, грузчики, мелкие торговцы и прочие обитатели Нижнего города точно знали, кого винить. Армада Конфедерации растворилась в небесном далеке, а вот прихвостни проклятых инри – вот они, рукой подать! Они прячутся за высокими стенами университетского городка и Латинского квартала, и добраться до них не так-то просто – зато можно дотянуться до студентов и преподавателей, которым хочешь-не хочешь, а приходится выбираться в город.

Беспорядки начались на следующий день после налёта. Отдельные стычки в Нижнем городе почти сразу переросли в полноценный погром. Разъярённая толпа шла от улицы к улице, вытряхивая из студентов из недорогих меблирашек, где традиционно обитали те, кто не хотел тесниться в дортуарах. Заодно доставалось и служителям Университета – тех, кто снимал дешёвые квартиры в Нижнем городе, надеясь когда-нибудь перебраться в аристократические кварталы Верхнего, где обитала профессура.

Судьба одиночек, попавших под горячую руку возмущённых горожан, оказалась не столь уж страшной – дело до поры ограничивалось побоями и мелкими увечьями. Но вот в Пивном тупичке, где почти все дома сдавались под жильё студиозусам, разгорячённая толпа получила отпор. В ход пошли ножи, топоры и пистолеты, пролилась первая кровь. Уже через час Пивной тупик пылал, охваченный с одного конца огнём, а с другого – кровавым хаосом. Обезумевшая толпа ревела: «Смерть инрийским прихвостням!» Схваченных студентов бросали, связав, в горящее здание трактира. Остальные, осознав, что помощи от полиции можно и не дождаться, решили пробиваться в сторону Верхнего города, но по пути упёрлись в залитые мета-газом Овражные трущобы. Выхода не было – пока одни яростно отбивались от наседавших убийц, другие, соорудив маски из чего попало, пытались преодолеть смертельную преграду.

Удалось это немногим. Мета-газ не ядовит, но тяжелее воздуха и, скапливаясь в низинах, он напрочь вытесняет пригодную для дыхания атмосферу. Так что маски совершенно не помогли – дышать в загазованных переулках было попросту нечем, сколько ни фильтруй воздух сквозь пропитанную водой, а то и мочой тряпку. Немногие, кому хватило дыхания пробежать опасный район насквозь, спаслись. Те, что посообразительнее или не утратили хладнокровия, преодолели опасный район, прыгая по крышам хибар – на трёхметровой высоте концентрация мета-газа была уже заметно ниже. Остальные задохнулись, остались лежать рядом с телами обитателей Овражных трущоб.

Из тех, кто рискнул нырнуть в загазованные переулки, наружу выбралась едва дюжина; ещё с десяток окровавленных молодых ребят отбили у толпы подоспевшие – наконец-то! – конные пионеры, которых вызвал на усмирение погромщиков полицмейстер. А что оставалось? Разрозненные команды городовых, пытавшихся, вместе с пожарными, разогнать обезумевшие толпы, были смяты; ещё немного и лавина погромов, перехлестнув через эстакаду, затопила бы бульвары Верхнего города.

Впрочем, коннопионеры особо не свирепствовали – само появление плюющихся струйками пара махин, закованных в броню, остудило многие горячие головы. Не все, конечно: толпа, перейдя грань, теряет инстинкт самосохранения и способна лишь рвать и крушить. Но повыдерганные из палисадников колья да лопаты, отнятые у дворников, неубедительно смотрятся против панцирной кавалерии. Кое-кому не повезло – под коваными копытами механических одров треснуло немало костей, но палаши остались в ножнах, а пистолеты – в ольстрах. Коннопионеры, смяв первые ряды, не стали усердствовать и ограничились тем, что вызволили уже попрощавшихся с жизнью студентов. И – отошли, сохраняя строй, к эстакаде в Верхний город, оставив полицию разбираться с погромщиками.