Чужаки

Неузнаваемо изменившийся за эти годы Федор Зуев, теперь под фамилией Жучкина, исполнял должность кучера больницы. Он, не торопясь, запряг лошадь, усадил погрузневшего и крепко постаревшего Феклистова в коробок, повез в казарму. Вместе с Феклистовым в качестве сестры ехала работавшая в больнице Дуня. В последние дни она часто бывала у военнопленных, лечила их от малярии. В дороге, обращаясь к ней, Зуев спросил:

— Ты, Дуня, кажись, их навещаешь, не знаешь, что это они так расхворались?..

Улыбнувшись, девушка ответила:

— У них ведь покосов, дядя Федор, нет. И дров рубить им не надо.

— Ах, вот оно что, — добродушно рассмеялся Федор, — болезнь-то, значит, у них от совести. Ничего не скажешь, молодцы, — и он вопросительно посмотрел на доктора.

Доктор как-то неопределенно крякнул и стал молча смотреть на свои ноги.

— Они хотя и пленные, а тоже не дураки, — продолжала Дуня, — понимают что к чему. Видят, что хозяевам нашим конец подходит.

— Чудеса! — развел руками Федор. — Такая громадина и бежит. И кто, вы думаете, их бьет? — обращаясь к Дуне, спросил Федор, — Наш брат. Намедни ко мне знакомый один заходил из Челябинска. Говорит, бывший рабочий Карабаша Ершов у красных чуть ли не за главного. А мальчишка тут был у нас один, Алешка Карпов, за генерала вроде, дивизией, говорит, командует.

Угрюмо молчавший Феклистов вдруг вскинул голову, схватил Федора за полу пиджака.

— Неправда! Этого не может быть…

— Правда, правда, Андрей Иванович, — подтвердила Дуня, — я тоже слышала.

Феклистов круто повернулся к Дуне, недоверчиво посмотрел ей в глаза и, как видно, найдя в них ответ на взволновавший его вопрос, закричал:

— Обожди! Остановись! — Он вылез из коробка и размахивая шляпой, пошел по обочине дороги.

Пленные встретили доктора неприязненно, но нельзя было сердиться на человека, который так дружески улыбался, весело хлопал их по подтянутым животам и всем, кто к нему подходил писал: «Дизентерия. Режим постельный», а под конец, сославшись на отсутствие лекарств и боязнь допустить распространение эпидемии, объявил барак карантинным.

Прощаясь с Дуней, Отливак спросил, показывая кивком головы в сторону доктора:

— Ваш?

— Наш и ваш, — ответила Дуня.

Время, установленное Петчером для демонтажа и отгрузки оборудования, подходило к концу, а дело, по существу, еще и не начиналось. Пойманных в лесу рабочих заставляли работать под охраной белогвардейцев, но толку от этого было мало.

Гнали на работу и военнопленных, однако и это не давало ощутимых результатов. Люди находили сотни причин, чтобы тормозить работу. В первый же день выяснилось, что для разборки машин нет инструментов. Куда они девались, никто толком сказать не мог. Бросились собирать инструменты по всему заводу, но их нигде не оказалось. Тогда было приказано приступить к изготовлению инструментов. Начали изготовлять, но они сразу же выходили из строя.

Все дни Рихтер, как одержимый, метался по заводу. Он, стал по несколько раз в день посылать Петчеру телеграммы, прося его приехать в Карабаш или прислать помощь. — Он стремился втянуть его в непосредственное руководство этим безнадежным делом и снять с себя хотя бы часть ответственности.

Читая телеграфные ленты, Петчер неистово ругался и снова требовал при любых условиях выполнить его приказ, но в помощи отказывал, потому что ждать ее было неоткуда. Никому не было дела до Петчера и его машин. Каждый думал лишь о себе и своих делах. Когда Петчер обращался с просьбой послать в Карабаш воинскую часть, на него смотрели как на сумасшедшего. Так шел день за днем.

Когда Красная Армия, окружая Екатеринбург, появилась у Мраморской, Петчер приказал прекратить откачку воды и затопить шахты. В этот же день кто-то оборвал телеграфные провода, и связь между Карабашом и Кыштымом прекратилась.

Утром к Рихтеру явился Жульбертон. Он заявил, что после остановки шахт ему делать здесь больше нечего.

— Вы считаете, что наше дело полностью потеряно? — спросил Рихтер.

Жульбертон безнадежно махнул рукой.

— А известно ли вам, — прищурившись, спросил Рихтер, — что на Смирновской шахте два часа назад рабочие самовольно возобновили откачку воды?..

Сообщение было настолько неожиданным, что Жульбертон не скоро понял, как далеко зашла дерзость рабочих. А когда понял, пришел в неистовство.

— Бандиты! Мерзавцы! Они решили передать рудники большевикам на полном ходу. Но этого не будет. Нужно немедленно взорвать ствол шахты и схоронить их там, уничтожить, как крыс, — бегая по кабинету, кричал Жульбертон.

На мрачном лице Рихтера мелькнуло что-то похожее на улыбку. Выждав, когда Жульбертон успокоится, он попросил его сесть рядом.

— То, что вы предлагаете, господин Жульбертон, абсолютно невыполнимо и очень опасно. Нас убьют раньше, чем мы это сделаем. — Рихтер помолчал, прошелся несколько раз по кабинету, потом снова подсел к взволнованному англичанину и глухо спросил:

— Значит, вы считаете, что мы должны пойти на любой риск, лишь бы отомстить им.

— Да, считаю, и готов заплатить за это любую цену.