Читаем Чужаки полностью

— Да как заварилась? Работал я помощником у чужака. Жуликом его зовут. Не работали, можно сказать, мы, а только шумом занимались. Заложим динамита и пальнем, заложим и пальнем… — так палим и палим. А потом один раз ночью пришел к нам такой большущий, тоже чужак. Забыл, как его фамилия. Ну, во всем красном ходит…

— Геверс, — подсказал Шапочкин.

— Да, самый он, Геверс, — обрадовался Алеша. — Ходили они, ходили, лопотали-лопотали, а потом этот Геверс показал, где нужно дырки делать, и ушел. А мы ночью взялись за работу и к утру целых шесть штук сделали. — Мальчик виновато посмотрел на Нестера. — Как только дырки пробили, Жулик пошел, притащил весь наш склад и по сорок патронов в каждую дырку забухал. Тут мы на Золотой Камень уехали и целую неделю рыбу там ловили. А потом приехали и прямо в шахту. Зашли мы в штрек, потушили огонь. Ну, он меня и послал: «Иди, говорит, подожги и бегом назад!» А я не разобрал — и туда. Поджег. А когда вернулся, догадался, что неладно сделал, да уж поздно было… — Мальчик умолк, посмотрел на окружающих его людей и тяжело вздохнул. — После того как прогремело, чужак поленом или еще чем-то взял да по голове меня и саданул. Дальше я не помню.

— Убить, гады ползучие, мальчишку хотели, — сжимая кулаки, выругался Михаил, — Мешает он им. Единственный свидетель. В больницу молока принесли с ядом. Отравить думали. Хорошо, что Федор сначала кошку напоил.

— Все ли, товарищи, ясно? — хмуро спросил Нестер. Ему никто не ответил. Сидели, низко склонив головы. Как ни сильна была вражда между рабочими и хозяевами, однако никто не ожидал, чтобы они решились на такую зверскую расправу с шахтерами.

— Мерзавцы! Палачи! Перебить их за это мало! — срываясь с голоса, закричал Саша, Кауров. — Народ поднять нужно, пусть он с ними расправится. Сколько еще смотреть будем!

— Правильно! — согласился Нестер. — Простить им этого нельзя ни в коем случае! Я думаю, что теперь все ясно. Пришло время развернуться и дать им по зубам.

— Конечно, ясно, чего тут мусолить? Решать надо, — предложил Еремей.

— Ну, что же. Давайте будем решать, — согласился Нестер. — Мне кажется, что лучше всего будет, если мы проведем собрание и там расскажем рабочим, почему погибли тринадцать наших шахтеров, и прямо укажем, кто в этом виноват. Мы должны добиться освобождения из тюрьмы товарища Папахина и заставить хозяев обеспечить семьи погибших шахтеров пенсиями. Пора показать Уркварту нашу силу.

— Разозлятся рабочие, как бы самосуд не устроили, — озабоченно заметил Маркин.

Нестер беспокойно посмотрел на Данилу.

— Самосудом мы ничего не добьемся, только вызовем напрасные жертвы. У нас впереди два дня. Надо разъяснить активу нашу задачу.

— Листовку бы выпустить, — предложил Саша Кауров.

— Правильно, — одобрил Нестер. — Момент для выпуска листовки сейчас самый подходящий. Вот в ней давайте и расскажем товарищам, как нужно сейчас действовать.

Глава тридцать седьмая

В воскресенье, в неурочное время, на заводе загудел главный гудок. Мощный звук пополз над землей, над крышами домов, над верхушками деревьев. Родившись над котельной завода, он разносился за десятки верст в стороны, тревожа и поднимая людей.

Петчер, Рихтер и пристав Ручкин сидели за несколько верст от завода в лодке и удили на середине озера рыбу. Когда звук гудка долетел до озера, управляющий взглянул на часы и вопросительно посмотрел на Рихтера. Тот пожал плечами:

— Не пойму, в чем дело?..

— Может, пожар? — тревожно спросил пристав.

— Нет, — ответил Рихтер. — При пожаре не так гудят. Отрывисто. Это что-то другое.

Но вскоре гудок замолк, и рыболовы продолжали свое занятие.

Предупрежденные о собрании рабочие, заслышав гудок, валом повалили на заводскую площадь. Откуда-то прикатили телегу, положили на нее доски. Это — трибуна.

Первым на телегу поднялся Шапочкин. Увидев Валентина, толпа одобрительно загудела, захлопала в ладоши, кто-то закричал «ура».

— Побелел-то как, смотрите, а еще на той неделе я его видел — черный, как смоль, был. Вот диво! — недоумевал рослый, с воспаленными глазами, черным опаленным лицом и такими же черными руками кочегар.

— Побелеешь небось, — снимая кепку, горько вздохнул сосед кочегара. — Трое суток в могиле сидели. Все они теперь такие. Не только головы, но и бороды, как лунь, стали.

— Н-да. Угощают нас хозяева на всю заслонку, — помрачнел кочегар. — Чего только они не могут над нами сделать? Захотят голодом морить — морят. Убить вздумают-кончат и глазом не моргнут. Жизня называется!

— А все потому измываются, что молчим мы, — с гневом ответила пожилая работница. — А дать бы им как следует, сразу другой коленкор был бы.

— Товарищи! — послышался простуженный голос Валентина. — Не пора ли открывать собрание? Кого председателем изберем?

— Да тебя и изберем! — громко закричала работница.

— Шапочкина! Шапочкина!.. — поддержали в толпе. Валентин попытался отказаться:

— Может, кого другого? Неудобно как-то. Толпа ответила криком. Валентин махнул рукой.

— Ладно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века