Чужестранка. Книга 2. Битва за любовь

– Удачный брак – один из самых драгоценных даров Господа, – сказал он. – Если у вас хватило разума распознать и принять этот дар, вам не в чем каяться. А если вдуматься…

Он не договорил и по-птичьему склонил голову на плечо. Помолчав, продолжал:

– Вы покинули вашу страну примерно год назад. Ваш первый муж, скорее всего, уже начал примиряться со своей потерей. Как бы он ни любил вас, тем не менее терять – это общее свойство для всех людей, и нам дана способность обращать их себе к добру. Вполне возможно, что и он начал строить новую жизнь. Хорошо ли будет для вас, если вы покинете человека, который так в вас нуждается, которого вы любите и который связан с вами священными узами брака, чтобы вернуться и разрушить эту новую жизнь? И в особенности если вы вернетесь лишь из чувства долга, оставив здесь свое сердце… о нет!

Он решительно помотал головой.

– Ни один человек не может служить одновременно двум хозяевам, тем более – женщина. Если там был заключен ваш истинный брак, а здесь у вас, – он снова кивнул в сторону крыла для гостей, – лишь временная привязанность, тогда ваш долг вернуться. Но вас связал Бог, и я считаю, что вы обязаны посвятить себя шевалье. Теперь о другой стороне дела – как вам вести себя. Это требует обсуждения.

Он вынул ноги из воды и обтер их подолом рясы.

– Давайте-ка перенесем нашу беседу в кухню. Брат Евлогий, может, не откажется дать нам теплого питья.

Подняв с земли упавший кусочек хлеба, я искрошила его карпам и тоже начала обуваться.

– Если бы вы знали, какое это облегчение – поговорить с кем-то обо всем этом, – сказала я. – И все же мне кажется нереальным, что вы мне поверили.

Он пожал плечами и галантно поддержал меня под руку, пока я завязывала грубые шнурки своих сандалий.

– Ma chére, я служу тому, кто мог увеличить количество хлебов и рыб[36]. – Он улыбнулся и кивнул в сторону водоема, где карпы все еще подбирали хлебные крошки. – Тому, кто исцелял недужных и воскрешал мертвых. Стану ли я удивляться тому, что Господин вечности переместил молодую женщину по своей воле сквозь камни, стоящие на земле?

Мне подумалось, что это, во всяком случае, лучше, чем получить прозвание вавилонской блудницы.

Монастырская кухня оказалась очень теплой и напоминала пещеру; куполообразный потолок совершенно почернел от подымавшегося к нему столетиями жирного дыма. Брат Евлогий, по самые локти погрузивший руки в чан с тестом, приветствовал Ансельма кивком и обратился по-французски к одному из братьев-прислужников, велев ему обслужить нас. Мы выбрали местечко в сторонке, подальше от кухонной суеты, и сели перед двумя кружками эля и тарелкой с пирогом. Я подвинула тарелку к Ансельму, слишком поглощенная своими заботами, чтобы заниматься едой.

– Позвольте мне поставить вопрос вот каким образом, – заговорила я, с осторожностью выбирая слова. – Если бы я, предположим, знала, что многим людям угрожает опасность, должна бы я была попытаться ее предотвратить?

Ансельм машинально вытер рукавом нос, из которого потекло в теплой кухне после морозного воздуха во дворе.

– В принципе да, – ответил он. – Но это же зависит от многих обстоятельств. Например, насколько это рискованно для вас лично и каковы другие ваши обязательства, а также каковы шансы на успех.

– Не имею ни малейшего представления о такого рода обстоятельствах. Исключая, разумеется, мой долг по отношению к Джейми. Но он один из этих многих людей, кто может пострадать.

Он отломил кусок горячего пирога и протянул его мне. Я не заметила этого, в глубоком раздумье уткнувшись в кружку с элем.

– Я убила двоих, – заговорила я. – У каждого из них могли родиться дети, если бы я не убила их. Они могли бы совершить…

Я беспомощным жестом отодвинула кружку.

– Словом, кто знает, что они могли бы в жизни совершить. Я могла повлиять на будущее… нет, я точно повлияла на него, но не знаю, каким образом, и это меня страшит.

Ансельм хмыкнул и махнул рукой проходившему мимо брату-прислужнику, который немедля принес нам еще пирог и новый кувшин эля. Ансельм наполнил наши кружки и только после этого заговорил:

– Если вы взяли чью-то жизнь, то другую вы спасли. А сколько больных вы исцелили – людей, которые умерли бы без вашего лечения! Ведь и это влияет на будущее. Что, если человек, которого вы спасли, совершит потом великое зло? Разве это ваша вина? Могли бы вы, имея в виду такое обстоятельство, допустить, чтобы человек умер? Конечно же, нет.

Для вящей убедительности Ансельм даже пристукнул по столу своей кружкой.

– Вы говорите, что не решаетесь здесь на какие-то действия, опасаясь оказать влияние на будущее. Это нелогично, мадам. Поступки каждого из нас оказывают влияние на будущее. Останься вы там, у себя, ваши поступки несомненно влияли бы на ход событий в не меньшей степени, чем они будут влиять здесь. Вы несете ту же ответственность за них, какую несли бы там – в той же мере, как и любой другой человек. Разница лишь в том, что здесь вы можете с большей точностью понимать, какие же именно последствия проистекут из ваших поступков, а там у вас подобного преимущества не было бы.