Чужестранка. Книга 2. Битва за любовь

– Отцу, – холодно ответил он, глядя на меня этак свысока. – Не думаешь же ты, что я буду плавать в присутствии моей жены и моих арендаторов голый, как яйцо?

Храня вид полного достоинства, он собрал в руку излишки материи и вступил в воды мельничного пруда. Подошел к колесу, собрался с духом, набрал воздуха в грудь и погрузился под воду, показав напоследок надутую воздухом заднюю часть подштанников. Мельник, высунувшись из окна, выкрикивал слова ободрения, а также давал указания каждый раз, когда мокрая блестящая голова выныривала из воды, чтобы глотнуть воздуха.

Берег пруда густо порос водолюбивыми растениями, и я при помощи приспособленной для этого палочки выкапывала корни мальвы и другие растения. Наполнив корзину до половины, я услышала позади себя вежливое покашливание.

Она была очень стара, а может, просто казалась такой. Опиралась она на палку из боярышника и облачена была в платье, которое носила, должно быть, уже лет двадцать; теперь оно стало слишком просторным для иссохшего тела.

– Доброе утро вам, – сказала она, часто-часто кивая мне.

Голова у старушки была покрыта накрахмаленным белым платком, который почти полностью закрывал ее волосы, только отдельные тоненькие прядки, совсем седые, лежали на щеках, сморщенных, словно сушеные яблоки.

– Доброе утро, – ответила я и хотела было вскарабкаться к ней поближе, но она опередила меня и с удивительной легкостью сама спустилась ко мне. Я надеялась, что и наверх она сумеет взобраться.

– Я… – начала я, но она меня тут же перебила:

– Вы, конечно, наша новая леди. А я миссис Макнаб – бабушка Макнаб, как меня теперь все зовут, а миссис Макнаб называют себя мои невестки, вот оно как.

Она вытянула тощую руку и пододвинула к себе мою корзину, с любопытством разглядывая ее содержимое.

– Корень мальвы – да, он хорош от кашля. А вот это, сударыня, пользовать не годится, никак не годится. – Она извлекла из корзины маленький коричневатый корешок. – На вид-то он будто корень лилии, а на деле совсем не то.

– Что же это такое? – спросила я.

– Гадючий язык, вот что. Только съешь кусочек – и будешь кататься по полу, задрав ноги на голову.

Она вышвырнула корешок в воду, поставила корзину себе на колени и принялась со знанием дела перебирать остальные мои находки; я наблюдала за ней со смешанным чувством удивления и неудовольствия. Наконец, удовлетворив свою любознательность, она вернула мне корзину.

– Для английской барышни вы не такая и глупая, – заявила она. – Отличите чистец от гусиной лапки.

Она бросила взгляд на воду, из которой в этот момент поднялась голова Джейми, блестящая, как у тюленя, и снова скрылась под мельницей.

– Вижу, что его лэрдство женился на вас не только за хорошенькое личико.

– Благодарю вас, – сказала я, решив воспринимать это как комплимент.

Глаза старой леди, острые как иголки, остановились на моей талии.

– Еще не беременная? – спросила она. – Надо листья малины. Настоять горсть листьев с ягодами шиповника и пить, как луна начнет прибывать, от четверти до полнолуния. А потом, как она пойдет на убыль, от полной до половины, принимать барбарис, чтобы очистить утробу.

– Вот как, – сказала я, – хорошо…

– У меня к его лэрдству есть просьба, – продолжала старая леди. – Но, как я вижу, он теперь занят, так уж я вам расскажу про это.

– Пожалуйста, – согласилась я, не видя никакой возможности ее остановить.

– Это насчет моего внука, – сказала она, сверля меня маленькими серыми глазками, блеском и размером похожими на детские мраморные шарики. – Моего внука Рэбби. У меня их шестнадцать, внуков-то, и троим дали имя Роберт. Один, значит, зовется Боб, другой Роб, а третий, самый младший, Рэбби.

– Поздравляю вас, – вежливо вставила я.

– Я хочу, чтобы его лэрдство взял паренька в конюхи, – продолжала она.

– Но я, право, не могу сказать…

– Это все его отец, понимаете. – Старушка доверительно наклонилась ко мне. – Я ведь не говорю, что не нужна твердая рука, я всегда твердила: пожалеешь розгу – испортишь ребенка. Сам Господь Бог знает, что мальчишек следует лупцевать, иначе даже Он не отвратит их от дьявола. Но ежели он швыряет мальчугана прямо на очаг, а синяк у него на лице с мою руку, и все из-за того, что он взял лишнюю лепешку с блюда, тогда уж…

– Вы хотите сказать, что отец Рэбби бьет его? – перебила я.

Старая леди кивнула, довольная моей сообразительностью.

– Ясное дело. О том я и толкую. – Она подняла руку. – Я бы, конечным делом, может, и не стала совать свой нос куда не след. Отцовское право делать с сыном что захочет… только вот Рэбби – мой любимчик. И мальчик не виноват, что его отец – горький пьяница, хоть и стыдно его собственной матери говорить такое.

Как бы предостерегая от чего-то, она подняла вверх указательный палец.

– Не то чтобы отец Рональда не позволял себе другой раз пропустить лишку. Но на меня и ребят он руку не поднимал – во всяком случае, после первой пробы.

Это она произнесла с некоторой долей раздумья.

И вдруг подмигнула мне, щечки округлились, как летние яблочки, и я подумала, что когда-то она была очень живой и привлекательной девушкой.