Чужие сны

Картина на экране возникла вполне мирная. Правитель Тофета господин Сапт сидел за огромным письменным столом в своем рабочем кабинете, и говорил, вежливо улыбаясь в телефонную трубку. На краю стола сидел первый министр, а. на заднем плане маячил Гилакс. Лица у всех троих были спокойные, даже какие-то… умиротворенные, что ли. Елисеев, произнося обязательные фразы, внимательно всматривался в экран, но ничего особенного не замечал. Но вот Правитель сказал:

— Уважаемый господин консул, я надеюсь, вы довольны доставленными вам пропусками? Вы давно хотели их получить.

Елисеев выразил искреннюю благодарность и признательность, и в свою очередь задал вопрос:

— Можно ли поинтересоваться, господин Правитель, на какой срок выданы упомянутые документы?

— О! — Правитель сделал ручкой неопределенный жест. — На какой вам будет угодно. Если хотите — на все время пребывания у нас.

Елисеев еще раз поблагодарил, и разговор на этом был закончен.

— Так, — сказал Корсильяс, выключив экран, — Первое, что мне кажется несколько странным, — так это то, что министр, пусть даже первый, уселся на стол Правителя.

— Ну, знаете, — отмахнулся Елисеев, — они же не на официальном приеме. Значит, у них достаточно близкие отношения и они между собой не соблюдают ритуала, ничего тут нет особенного.

— А мне гораздо более странным показалось то, что при разговоре присутствовал Гилакс, — сказал Хедден. — Ему вообще нечего делать в кабинете Правителя, а он там болтается, да еще и с оружием.

— С оружием? — обернулся Елисеев.

— А вы не заметили? У него под курткой пистолет.

— Вот те раз, — пробормотал Росинский. — Зачем это?

— Спросите у Гилакса, Валентин Лукьянович, — серьезным тоном посоветовал Хедден. — Может, он вам объяснит.

— Ну, ладно, — сказал Елисеев. — Это их дела, в конце концов, без нас разберутся. Как насчет прогулки, друзья дорогие?

— А не поздновато? — усомнился Корсильяс.

— Ничего, стемнеет еще часа через полтора, можем хотя бы, так сказать, вокруг дома пройтись. Очень уж интересно, — признался Елисеев, и лицо у него стало как у школьника, попавшегося на невинном озорстве. — Просто терпения нет ждать до завтра. Где там Ольшес пропал?

…Усадив Ласкьяри за низкий круглый столик, Олылес открыл один из шкафов и достал большой ильбом репродукций картин вечного Эль Греко. — Вот, взгляните. Мне кажется, вам должно понравиться.

Ласкьяри перевернула несколько страниц — сначала машинально, думая о чем-то другом, потом всмотрелась — внимательнее, еще внимательнее… Она медленно переворачивала листы, и Олылес, следивший за ней, видел, что девушка ищет что-то, ожидает появления чего-то знакомого. Но вот она надолго замерла над одной из страниц. Ольшес подошел ближе. Лаокоон. Девушка смотрела не на человеческие фигуры, нет, — ее взгляд скользил по упругим, полным движения телам змей, чудовищных змей, напавших на жреца Лаокоона и его сыновей.

— Похоже… — прошептала она. — Очень похоже…

Ольшес не решился задать вопрос сразу, в эту минуту, он только отошел снова на несколько шагов, чтобы лучше видеть Ласкьяри — всю, каждое ее движение, каждый случайный жест… Даниил Петрович давно уже учуял неладное, и совсем не случайно сегодня он положил перед девушкой именно этот альбом.

Ласкьяри, словно очнувшись наконец, резко перевернула лист, небрежно просмотрела остальные репродукции, еще на мгновение-другое задержалась на «Виде Толедо», прошептала: «Да, да…»— и закрыла альбом.

— Этот художник… он был у нас? — резко спросила она, вскинув голову и в упор посмотрев на Ольшеса.

— Нет, — покачал головой Даниил Петрович. — Он умер много веков назад. Тогда еще никто не умел выходить в Пространство.

Девушка промолчала, хотя ее взгляд выдал недоверие. Но, не вдаваясь в уточнения, она сказала после недолгой паузы:

— Мне кажется, беседа закончена, мы можем вернуться.

Глава 2