Чужие сны

Елисеев, стоя у открытого окна, смотрел на сад и думал о делах консульства. Положение в целом было неплохим, но и не блестящим. Пока не могло еще идти речи о заключении каких-то договоров, о настоящем и полноценном сотрудничестве Ауяны и Федерации. То есть речь, безусловно, шла, и Правитель Тофета выразил активное желание стать членом Федерации — ну, разумеется, вместе со своим государством и своей планетой.Но… Была масса всяких «но» Прежде всего, для вступления в Федерацию необходимо согласие всех государств планеты, а земляне делали только первые шаги на Ауяне, и с другими странами переговоров пока что не вели. Это, впрочем, всего лишь вопрос времени. А вот во-вторых… Даже здесь, в Тофете, наиболее развитой стране, члены правительства явно темнили, когда земляне предлагали свою ознакомительную программу. Хотя внешне все выглядело благополучно. Когда Правитель заявил, что фильмы, привезенные землянами, сначала должны демонстрироваться во дворце, Елисеев подумал, что от него потребуют корректур, прежде чем выпустят фильмы в прокат. Но ничего такого не произошло. Ленту смотрели во дворце, после чего земляне делали копии на местной пленке и передавали их в кинотеатры — в частные и муниципальные. Фильмы шли в самые популярные часы, их рекламировали… но нельзя сказать, чтобы публика ломилась в залы. Тут уж ничего не поделаешь, думал Елисеев. Не все любят фантастику, а для тофетцев фильмы о Федерации были именно фантастикой, — и дело только в этом, старался убедить себя консул. Только в этом! Но невольно он снова и снова вспоминал слова Ольшеса, прозвучавшие уже через месяц после их прибытия на Ауяну, — «Нам оказывают тайное противодействие…» Ничего, утешал себя консул, привыкнут постепенно к нам, поверят… в таком деле спешка просто опасна. Да и некуда спешить. И незачем. Пусть все идет своим чередом.

Потом мысли консула сосредоточились на вчерашней прогулке. Прежде всего Ласкьяри потребовала, чтобы все переоделись. Вечером не принято ходить по улицам в светлой одежде, объяснила она. Затем сказала, что лучше выйти не через парадный подъезд, а через сад. Это вызвало естественный вопрос: «Почему?» Но Ласкьяри достаточно убедительно объяснила, что чем меньше людей знает о нарушении правил дипломатии, тем лучше, а перед зданием консульства, на площади, всегда много гуляющих. Площадь эта небольшая, уютная, и весьма популярна среди молодежи. Ольшес посмотрел в окно — действительно, публики предостаточно… вот только до сегодняшнего дня он что-то такого количества ни разу не наблюдал. Ну, через сад так через сад.

…И вот они впервые за полгода очутились на улице Столицы не в автомобиле. Они шли, выбирая самые узкие проезды и проходы — такие, в которые не втиснулась бы даже малолитражка. Рассматривали дома, прохожих, слышали обрывки разговоров… и впервые по-настоящему ощутили себя на чужой планете. До сих пор все было иначе — консульство и дворец, дворец и консульство, и весьма ограниченный круг лиц. До сих пор они по-настоящему не видели жителей Тофе-та, людей Столицы. И не знали их. Конечно, за время короткой прогулки они не могли познакомиться с подлинной жизнью города, но все же некоторые впечатления получили. И эти впечатления заставляли задуматься…

Многие из встречных узнавали землян — даже в плохо освещенных переулках — и вжимались в стены, исчезали в черных дырах подъездов, уступая дорогу. Елисеев не сразу понял, в чем дело, но Вскоре каким-то десятым чувством уловил, что горожане боятся. Почему? Что в них такого страшного? А были и другие — тоже уходящие в сторону, только вместо страха от них веяло ненавистью… Выходит, прав был Ольшес, утверждавший, что против землян ведется тайная кампания? Но кем и с какой целью?

Особенно же обеспокоило Елисеева сообщение Ольшеса, сделанное по возвращении в консульство. Когда они расстались с Ласкьяри, проводившей их до ограды консульского сада, и уселись наконец в гостиной, Ольшес сказал:

— Между прочим, за нами был «хвост».

— Что-что? — не понял Елисеев.

— Следили за нами, — перевел Даниил Петрович свой специфический термин на общепонятный литературный язык. — Всю дорогу.

— Вы уверены? — насторожился Росинский.

Я знаю.

— Эт-то интересно, — сказал Корсильяс. — Да? очень.

— И много было в «хвосте» составных элементов? — поинтересовался Хедден.

— Шесть.

— Вот как? — Елисеев сразу понял, что Ольшес ничего не напутал. — Значит, по одному на каждого из гуляющих? Включая и дочь первого министра?

— А может быть, в ней-то и дело? — предположил Корсильяс. — За нее беспокоились. Вот и пустили сопровождающих.

— Нет, — уверенно сказал Ольшес. — Следили за нами. Ласкьяри тут ни при чем. Хотя, конечно, так нельзя сказать, что она совсем уж ни при чем. Она знала о слежке.

— Ну, дорогой, — развел руками Росинский. — Это уже чистый домысел, по-моему. Откуда вы можете знать, что она — знала?

— Можете быть совершенно уверены в этом, — спокойно сказал Ольшес. — И она вывела нас через сад именно потому, что там ждали эти ребята.