Моника указала на коробку с драгоценностями, но Анна опередила ее и уже вытаскивала обитый бархатом ящик. Моника выбрала золотую подвеску филигранной работы.
— Что скажешь? — спросила она, когда Анна приложила подвеску к ее шее.
— Мило, — сказала Анна, — но я думаю, что с жемчугом было бы лучше.
Моника не придала ее словам ни малейшего значения. Она всегда спрашивала совет у Анны, но очень редко им пользовалась. Отклонив все, что предложила Анна, Моника выбрала простое золотое колье и сапфировые сережки, подходящие под цвет ее глаз. Общий эффект был ошеломительным. Поведение Моники оставляло желать лучшего, но когда речь шла о ее внешности, она никогда не делала неверных движений.
Уже внизу Анна помогла сестре пересесть на диван в гостиной, перекладывая подушки у нее за спиной до тех пор, пока у Моники не появилась уверенность в том, что ее покажут в самом выгодном свете. Анна сделала шаг назад, чтобы оценить результат.
— Я не уверена насчет накидки…
Накидка тоже была одним из штрихов, ну, как у Деборы Керр в «Запоминающемся романе». Хотя Моника думала, что это ее идея.
— Это может создать впечатление, словно тебе есть что скрывать, — сказала Анна.
— Ты права. Я об этом не подумала.
Моника отбросила накидку, словно она кишела вшами. До несчастного случая она славилась красотой своих ножек, и мысль о том, что ее поклонники могут подумать, будто они у нее иссохли и стали уродливыми, показалась ей невыносимой. Затем Моника переключила все свое внимание на Анну, критически взглянув на нее.
— Ты будешь в этой одежде?
Анна вдруг почувствовала себя слишком заметной в темно-синей юбке и блузке в тонкую полоску, которые она всегда носила на работе, потому что они помогали ей сливаться с фоном.
— А что не так?
Но не договорив, Анна уже прочла ответ в неодобрительном взгляде сестры.
— Ничего. Кроме… — Моника нахмурилась. — Твой наряд выглядит так, как будто его носила еще наша мама. А еще твоя одежда какая-то мешковатая, — она внимательнее посмотрела на сестру. — Ты что, похудела?
— Да, немного, — Анна опустила взгляд.
Она глянула на Монику и увидела, что та слегка снисходительно ей улыбается, и это заставило Анну почувствовать себя так, словно она кусала шоколадку вместе с оберткой из фольги.
— Какая диета на этот раз? Столько риса, сколько сможешь съесть? Или та, где можно есть яйца и масло, но нельзя есть хлеб? Пожалуйста, скажи мне, что это не та, где можно только пить фруктовые соки. Ты целый день будешь бегать в туалет.
— Я не на диете. Просто решила меньше есть, — тихо сказала Анна.
— Ну, это сработало. Отлично выглядишь. — Анна пыталась уловить снисходительность в голосе Моники, но он казался достаточно искренним. — Когда достигнешь своей цели, отпразднуем это шопингом. Родео-Драйв и все такое прочее. Полностью новый гардероб за мой счет.
— Очень мило с твоей стороны, но…
Анна боялась вновь обмануться в своих надеждах. Моника была известна тем, что не выполняла обещания, которые давала, хотя Анна должна была из кожи вон лезть, выражая ей свою благодарность, невзирая ни на что.
— Я хотела достать с чердака мамину швейную машинку.
— Эту развалину? Я и не знала, что она до сих пор у нее, — выражение лица Моники стало тоскливым. — Господи, я помню все те одинаковые платья, которые она для нас шила. Один раз на Пасху она одела нас в эти маленькие синие сарафаны с ромашками на груди. Ты, наверное, была тогда еще слишком маленькой и не помнишь. — Моника уставилась вдаль, и ее лицо на мгновение помрачнело. Затем она снова улыбнулась. — Вот это было время, — сказала она и горько рассмеялась.
— Они, должно быть, где-то в ящике.
Бетти сохранила каждое, даже самое маленькое напоминание о дочерях, включая вещи, из которых они выросли. Анна поищет их на чердаке, когда придет домой.
— Рядом с вещами папы, — рот Моники скривился от отвращения. — Я поверить не могу, что она не выкинула весь этот хлам после его смерти. — Моника бросила презрительный взгляд на рамочку с фотографией двадцать на двадцать пять, на которой были запечатлены их родители. Фотография, сделанная как раз перед тем, как Джо поставили диагноз — рак, стояла на каминной полке. Это была единственная фотография их отца, стоявшая на видном месте, и причиной, по которой она здесь стояла, являлось то, что отсутствие семейных фотографий выглядело бы странным.
Анна пожала плечами:
— Сентиментальные воспоминания, наверное.
— Да, почему бы и тебе не лелеять память о том, как из тебя делали отбивную?
— Он не был таким
— Давай, продолжай защищать его. Разве это не твоя работа? — Моника повернулась к Анне и твердо посмотрела на нее. Было похоже на то, что она ищет способ дать выход чувствам. Но затем Моника, казалось, сама поняла это и лишь устало вздохнула.
— Не обращай на меня внимания. Сделай мне коктейль, пожалуйста. Это успокоит мои нервы.