Опять назревала чертовщина — как я этого не любил! Я отвез Варвару в наш дом на Советской, окружил заботой и участием, загрузил домашними делами, заниматься которыми она не любила, не хотела, а зачастую и не умела. А когда она уснула, прилег рядом, смотрел в потолок и напряженно думал: где мы допустили ошибку?
— Насчет того, что ты прислал вчера, — мрачно проговорил в трубку Кривицкий, — я имею в виду отсканированные каракули: «с моих слов записано верно» и все такое… Это человек писал или курица? Нет, этот почерк не похож на почерк Усманского. Даже при условии, что фигурант пытался его изменить. Ты вообще в это веришь? — Кривицкий раздраженно запыхтел. — Ну хорошо, давай сойдем с ума и допустим, что душа Усманского переселилась в тело жителя нашего города. Личность Усманского превалирует, предыдущая сидит в углу и жалобно попискивает. Но ведь память этого человека осталась? Его привычки, голос, манера себя вести? Или это тоже подвергается трансформации? При чем тут почерк и душа? Это то, что остается в человеке. Какая-то моторика, двигательная память, или как ее назвать…
— Ты с кем сейчас разговариваешь? — вмешался я. — Давай считать, что почерк человека связан с импульсами мозга, которые испускает сознание. Никто не говорит, что все произошло мгновенно. В теле шла борьба двух сущностей, возможно, до сих пор продолжается, но маньяк побеждает. Он завладевает памятью носителя тела, его поведением, его навыками, но и свое никуда не пропадает. Все, что есть, он пристраивает в дело, в нем сейчас две личности, но одна на коне, контролирует ситуацию, а вторая жалобно «попискивает», выражаясь твоими словами…
— Ты в это искренне веришь? — насторожился Вадим.
— Ты сам предложил сойти с ума, нет? Я во многое не верил, Вадим, и всегда оказывался в дураках. Признайся, Сергей Борисович похож на человека, у которого не все дома? Вспомни дела, которые я вел по музею, и ты к ним тоже имел отношение, — согласись, было много странного, не имеющего объяснения? Чем текущая ситуация отличается от тех?
— Огромным количеством трупов, — фыркнул Кривицкий. — Скоро 23-е число, а мы работаем по мистическим сущностям и прочим реинкарнациям. О боги мои… Ладно, я занят, — Вадим швырнул трубку.
А я, можно подумать, лежу на солнышке! Насчет почерка и у меня оставались сомнения — в противном случае, что мешало добыть образцы всех фигурантов?
Было утро 20 октября, я сидел в машине, припаркованной на улице Каменской, потягивал кофе из термоса, курил. Бормотало радио. Прогноз погоды на текущий день был неутешителен: МЧС выдало штормовое предупреждение. Обещали похолодание, осадки (пока еще в виде дождя), а к концу дня — усиление ветра до шквалистого. То есть все дела желательно завершить до вечера, а потом запереться в доме, обнять подушку (или Варвару на подушке) и никуда не выходить.
Я прозябал в машине второй час, нетерпеливо посматривал на часы и сожалел, что начал с этого фигуранта, а не с последнего. Но сейчас уже поздно что-то менять.
На другой стороне дороги с односторонним движением находился маленький садик, за ним — симпатичный двухэтажный особнячок, в котором располагалась единственная организация «Чистый мир», о чем извещала соответствующая вывеска. Бизнес Николая Ильича Глотова развивался динамично. Офис снаружи был опрятным, имелась парковка для сотрудников, въезд с Каменской и даже шлагбаум, срабатывающий от пульта.
Человек, похожий на Глотова, подъехал к офису два часа назад. Припарковав свой «Инфинити» у крыльца, скрылся в здании и больше не высовывался. На фото вроде он — коренастый, неплохо развитый, со скуластой физиономией. Я перелистывал бумаги в папке, кося одним глазом на особняк, освежал в памяти все, что знал о фигуранте.
Успешный бизнес, семья, чадо в Праге, никаких проблем с правоохранительными органами, родители умерли, остался брат, с которым он почти не общается… Все хорошо, если бы не акрофобия — патологический страх высоты, имеющий явные клинические проявления и так мешающий жить и работать! Желание излечиться, походы к модному психоаналитику, у которого имелся кардинальный рецепт — небо, самолет, девушка…
Я вздрогнул от смеха, но кофе не расплескал. Кстати, о том, что случилось с девушкой, информации не было. Я бы ничуть не удивился, узнав, что ее прибила супруга пострадавшего, хотя в чем вина той девушки, помимо участия в изгнании Глотова из самолета?
Отсмеявшись, я обнаружил, что настроение лучше не стало. И вообще «грешно смеяться над больными людьми». Я иногда выходил из машины, прогуливался по тротуару, снова возвращался. Содержательный день!
В районе часа дня Глотов соизволил покинуть офис. Он вышел в расстегнутой замшевой куртке, прыгнул в машину и выехал на Каменскую, лихо подрезав девчушку в сиреневом «Витце». Девчушка истерично давила на клаксон, заливалась матюками. Этот тип был еще и лихач!