Чужое тело

Я привстал на цыпочки — очень любопытно стало. Откуда он, интересно, берет свои сюжеты, если трудится спиной к окну, да и из дома выходит нечасто? Что загрузилось в его голову, когда он пребывал там, за гранью?

И еще я обнаружил одну примечательную вещь. Бывший гаишник работал левой рукой, а правая покоилась на бедре. Иногда он ей что-то поддерживал, при этом морщился от боли. Пальцы на руке работали с напрягом, и в целом кисть выглядела как-то неестественно, словно была подвернута. Рука подергивалась. Иногда казалось, что он ее не чувствует, иногда спазмы в мышцах доставляли боль. Когда он торчал в калитке, я этого не заметил, а теперь бросалось в глаза. Обычно художники в левой руке держат палитру, фиксируя ее большим пальцем, просунутым в отверстие, а в правой руке у них кисть. Будь он левшой, так бы и делал, только наоборот. Очевидно, что поднять палитру правой конечностью он не мог, она лежала на столике рядом, и для работы приходилось делать дополнительные движения…

Я чересчур вытянулся — сорвалась нога, носок которой я упер в фундамент! Загремел тазик, будь он проклят! Залаяла собака на другой стороне дома, забренчала цепь.

Я застыл. Поздно! Художник прервал свое занятие, отпрянул от мольберта. Словно корова слизала с лица одержимость и одухотворенность — передо мной снова был угрюмый неприятный тип с единственной извилиной! Колючие глазки скользили по грязным стеклам веранды. Ежу понятно, что им с собакой не почудилось.

Я начал смещаться, убираясь подальше от застекленной зоны. Он засек движение, вскочил, вскрикнув от боли — видимо, неловко дернул больной рукой. Последнее, что я увидел, — как он скатывается с веранды, но бежит в обратную от меня сторону. «Собаку спустит!» — запоздало сообразил я.

Я бежал, как Наполеон по Старой Смоленской дороге! Пролетел торцовую часть здания, пробился сквозь запущенный садик. Драгоценные секунды ушли на поиск той самой доски, которую я зачем-то вернул на место. Я оторвал ее нижнюю часть, пролез в переулок, а за спиной уже рычала, неслась на меня взбешенная тварь! Я вставил доску в паз, подобрал какой-то камень, треснул по вылезшему гвоздю, загоняя его обратно. В этот момент собака подлетела к забору, стала свирепо его облаивать.

Я попятился, споткнулся. За спиной выразительно хмыкнули. Я обернулся с холодеющей спиной. С соседского участка за мной наблюдала женщина — еще молодая, интересная. Ох уж этот неловкий момент… Я отряхнулся, постарался улыбнуться как можно приветливее и зашагал в глубь переулка. Неясное чувство подсказывало, что до машины мне придется добираться окольными путями.

Глава шестая

Было пять часов пополудни, когда я вывел свой «Террано» на шоссе и прижался к обочине. В ушах все еще слышался заливистый собачий лай, и видение было так себе: свирепое проклятие рода Баскервилей с пылающим взором, готовое вцепиться мне в задницу…

Машины, к счастью, скапливались на другой стороне дороги, желающих въехать в город было меньше. День пролетел незаметно. Выкурив сигарету, я позвонил Кривицкому.

— Знаешь, приятель, вчера меня в вашем музее наваждение опутало, — сообщил вместо приветствия однокашник, — даже мысль была постыдная: а вдруг и впрямь душа маньяка туда-сюда гуляет и «девушкам спать не дает»? А сегодня вот сижу на свежую голову и думаю: какого, прошу прощения, хрена?..

— Могу усугубить твое неверие, — сказал я. — Новосибирский маньяк, совершая свои злодеяния, передвигался на машине?

— А как он мог передвигаться? — фыркнул Кривицкий. — Разве что нанять такси на пару-тройку часов. Он, как правило, оглушает своих жертв, сует их в машину и увозит в безлюдное место. Оставляет транспорт на дороге, тащит в кусты или еще куда, при этом людей поблизости нет. С дороги не съезжает — поэтому мы не можем вычислить протектор его машины. Нет, в плане бреда можем, конечно, допускать, что у него есть сообщник — таксист или просто автолюбитель…

— Бреда и без этого хватает, — перебил я. — У маньяков не бывает сообщников — всю неблагодарную работу им приходится выполнять самим. Шалаева можно исключить — он не водит машину и никогда этим не занимался. Машины нет — можете убедиться, покопавшись в базе. Ваша информация была неполной, и я потерял полдня. И вообще не тот это тип. Он весь пропитой — физически не справится. А вот Вяземский мог бы… но есть одна деталька. Убийца правша?

— Убийца правша, — подтвердил Вадим. — И в Ярославле был правша, и у нас. В этом можно не сомневаться.

— У Вяземского изувечена правая кисть, и об этом меня заранее не известили. Возможно, это результат того, что с ним стряслось в январе. Частичный паралич, спазмы — рука с трудом работает, причем это началось не вчера. Он стакан не поднимет правой рукой — обязательно выронит. Куда уж хладнокровно наносить удары… Проверьте у медиков, когда это началось и с чем связано. Если с января, то смело исключайте этого новоявленного Шишкина-Саврасова.

— Я так и знал, что эта версия — полная фигня, — расстроился Кривицкий. — Основана на нереальных событиях. Не понимаю, как мы могли пойти у вас на поводу.