– Чего-чего! Жить, говорю, приехала! – раздраженно повторила дочь, проходя в гостиную и деловито озираясь. – Ничего себе! Какая зала огромная! Прям как у нас в школе спортзал!
Швырнула сумочку, схватила из вазы яблоко, с восторженным видом заглянула в камин, открыла антикварную шкатулку, стоявшую на каминной полке…
– Слушай, – с трудом произнес ошарашенный Родион, – подожди, ты объясни, а как со школой?
– Ну, восьмилетку я ж закончила, – небрежно ответила Катя, – а в девятый класс надо в соседнюю деревню в школу ходить. Очень надо, знаешь ли: пять километров туда, пять километров обратно! Автобус все время ломается. Я за месяц ботинки все разбила.
Она плюхнулась в кресло-качалку, деловито смотрела на отца:
– А ты чего приуныл, папка? Тебе же лучше: деньги присылать не надо. Можешь мне сразу в руки давать.
– Да… – Родион раздраженно затянул пояс халата. – Вся в мать! Характер такой же бедовый… Так, есть хочешь?
Катя мотнула головой:
– Не-а. Я б поспала.
– Вот диван, – показал Родион. – Пару часов покемарь, пока все проснутся. Там разберемся. Сейчас плед принесу.
Он ушел наверх, а Катя, прикрывшись пледом, принялась за огромную виноградную кисть, которую нашла на кухне.
Ну да, что она, дура – тратить время на сон, когда можно виноградику на халяву натрескаться? И до чего же здорово, что у нее теперь вся житуха будет на халяву! Папке она спуску не даст. Бросил дочку на произвол судьбы – теперь пускай наверстывает упущенное!
Вдруг до нее долетел звук поворачиваемого в замке ключа.
Интересненько… Кто это может быть?!
Катя кинулась на диван и закрыла глаза.
Лиля ушла от Германа на рассвете. Он еще спал. Она поцеловала его голое плечо, потом с улыбкой посмотрела на карандашный портрет какой-то очень красивой женщины, висевший на стене. «Неужели это я? Какая счастливая!»
Это ощущение счастья не покидало ее всю дорогу до дома.
Было тихо. Похоже, все еще спят. Значит, можно проскользнуть к себе в комнату и избежать встречи с Родионом и его разъяренных расспросов.
Хотя теперь ей еще больше наплевать и на его ярость, и на его расспросы!
Лиля вошла в гостиную – и замерла: на диване, свернувшись под пледом, спала какая-то девочка лет пятнадцати.
Что бы это значило?! Может быть, какая-нибудь родственница Риммы?..
Впрочем, она слишком устала для того, чтобы даже попытаться сейчас что-нибудь понять. Да и меньше всего хотелось бы, чтобы сейчас выглянул из своей комнаты Родион и устроил выяснение отношений. Спать хочется!
Лиля на цыпочках поднялась по лестнице. Катя сквозь ресницы следила за ней, а когда наверху тихо закрылась дверь, снова села и принялась за виноград.
Значит, это она… та самая… разлучница…
Ну, Катька ей устроит веселую жизнь!
Спала Лиля плохо и уехала на работу очень рано. Интересно, сколько любовников, которые впервые уступили взаимной страсти, наутро размышляют, как себя вести?..
Она не представляла, как посмотрит в глаза Герману, она судила себя за каждое слово, которое сказала ему, – однако не могла сдержать счастливой улыбки при воспоминании о том, что между ними произошло.
Однако все сомнения развеялись, когда Герман вдруг вошел в ее кабинет, держа маленький аквариум с необыкновенно красивой золотой рыбкой.
– Между прочим, его тоже зовут Герман, – торжественно объявил он. – Познакомьтесь!
И, усевшись рядом с Лилей на тот же стул, пылко поцеловал ее в шею.
Все ее сомнения и угрызения совести вмиг нахлынули вновь!
– Герман, подожди… – Лиля вскочила. – Понимаешь, то, что произошло между нами, – для меня это совершенно несвойственно! Можно даже сказать – дико! В моей жизни был только один мужчина – мой муж.
Герман смотрел с затаенной улыбкой:
– Но ты же его не любишь…
– Нет. Но когда-то любила.
– А со мной? – жадно спросил Герман. – Что ты со мной испытала? Ведь тебе же было хорошо.
Лиля смотрела на него и чувствовала такую нежность к этому немолодому, дерзкому человеку, что слезы подступали к глазам.
Осторожно коснулась его черных седеющих кудрей.
– Я словно проснулась после долгого сна, – призналась она тихо. – Как будто мир вокруг стал другим.
– И я как будто заново родился! – сказал Герман и резко встал. – Я жить хочу, творить, играть хочу! Знаешь. Я принесу тебе новую пьесу. Автор замечательный! Ты его не знаешь. Фамилия его Морозов.
– Я знала когда-то одного Морозова, – слабо улыбнулась Лиля. – Сергея. Он жил у нас по соседству.
– А этого тоже зовут Сергей! – засмеялся Арефьев. – Вот так! Что ни рожа, то Сирожа!
Вдруг резко прижал ее к себе:
– Лиля… Я скучал без тебя.
– Не здесь! – Она испуганно отстранилась. – К тому же мне надо бежать. В управление культуры. Проводи меня, пожалуйста, до машины… Герман, – Лиля с порога обернулась к рыбке, – не скучай тут без меня, я скоро!
Около машины Арефьев приобнял ее за плечи, попытался поцеловать, но Лиля мягко отстранилась с обещающей, нежной и в то же время смущенной улыбкой – и уехала.
Герман смотрел вслед взглядом собственника – голодным мужским взглядом.
Они и не заметили, что за ними наблюдает высокий молодой человек с папкой в руках.
В папке лежала его пьеса, которую он нес завлиту театра.