Come as you are: история Nirvana, рассказанная Куртом Кобейном и записанная Майклом Азеррадом

– Это стало моей работой, нравится мне это или нет, – говорит он. – Это то, что я люблю делать и чем я хотел бы заниматься всегда, но, честно говоря, я больше не получаю от этого такого же удовольствия, как раньше, когда я репетировал каждую ночь, предвкушая, как это будет выглядеть на сцене. Все совсем не так, как было в первые пару лет, когда я играл перед несколькими людьми, загружал фургон и отправлялся на рок-концерт, чтобы действительно играть. Это невозможно повторить, когда занимаешься этим на протяжении десяти лет. Уже нет того чувства.

– Я удивлен, что все это до сих пор меня волнует, – продолжает Курт. – Иногда я просто поражаюсь, что могу до такой степени наслаждаться этими ощущениями, когда у нас действительно хорошее шоу. Я чувствую себя очень хорошо и свободно, и на самом деле не имеет значения, нравится это публике или нет. Я абсолютно не думаю об этом, потому что обычно толпа одна и та же, где бы мы ни были. Обычно это связано с моим настроением – если я чувствую себя расслабленным и действительно хочу играть, и если это случается в то время дня, когда мне хочется играть, даже если это не концерт, то обычно все идет хорошо, и я очень ценю это.

Что происходит в голове Курта, когда он выступает на сцене?

– Это смесь всевозможных эмоций, которые я когда-либо испытывал, – говорит он. – Это гнев, это смерть и абсолютная безмятежность, такая же счастливая, как была, когда я был беззаботным ребенком, бегал и бросал камни в полицейских. Все и сразу. Каждая песня ощущается по-разному.

Так что все эти вопли, удары руками и интенсивный, искаженный звук – не совсем то, чем кажется.

– Люди видят такую энергию и кричат, люди видят ее как отрицательный выброс, будто мы должны это выплеснуть, иначе кого-нибудь убьем, – говорит Дэйв. – Но я счастлив, когда играю эту музыку. Она делает меня по-настоящему счастливым. Возможно, когда мне было тринадцать или четырнадцать, я злился на Спрингфилд, штат Вирджиния, и все это просто раздражало меня. Шуметь – это весело, и чем больше шума, тем веселее. Так что чем больше шума вы производите, тем лучше себя чувствуете.

Курт по-настоящему злился на сцене, если аппаратура работала плохо, и это часто приводило к поломке инструментов или резкому уходу со сцены.

– Если я не слышу себя, у меня не может быть хорошего шоу, – говорит он. – Я не могу притворяться. Я чувствую себя полным идиотом. Аудитория не заслуживает того, чтобы видеть, что я себя не слышу и не могу обеспечить стопроцентной отдачи. Я не могу стоять и притворяться, что мне хорошо, если это не так. Поэтому, если это происходит, я чувствую, будто обманываю людей.

В настоящее время группа может потребовать и получить все, что хочет, касаемо звукового оборудования.

Несмотря на сказанное ранее, Курт очень хорошо понимает атмосферу, исходящую от аудитории.

– Я плыву по течению, смотрю на аудиторию и понимаю, что они действительно наслаждаются собой, и это доставляет мне радость, – говорит он. – Видеть, как множество людей беснуется, довольно круто. Определенно, одна из немногих традиций, которые наша группа внедрила в рок-н-ролл, – это огромное количество людей, собирающихся в одном месте для пого[94].

Есть причина, по которой группа выдержала все испытания и невзгоды, и в основе этого лежит крепкая связь между Куртом и Кристом. Отношения Курта и Кортни так заманчиво вписались в стереотипные рамки, и то же самое можно сказать и о Курте и Кристе. Конечно, есть элементы Матта и Джеффа[95]. – эмоциональный коротышка и большой, непоколебимый приятель. Крист обычно более уравновешен в принятии деловых решений. Именно Крист успокаивает Курта, когда тот нервничает из-за чего-либо, от воинственного вышибалы до паршивого звука из мониторов. Но они прекрасно дополняют друг друга.

– Иногда Курт бывает тихим, а Крист – громким, а иногда, наоборот, Курт будет громким, а Крист попытается держать ситуацию под контролем, – говорит Трейси Марандер. – В каком-то смысле это практически как инь и ян.

– У нас всегда было достаточно уважения друг к другу, чтобы заранее понять, что нас раздражает друг в друге, какие маленькие дефекты нашей личности беспокоят другого, и попытаться унять их, прежде чем это превратится в драку, – говорит Курт. – Мы никогда не говорили друг другу гадостей. Это действительно странно. Это не потому, что мы так сильно любим друг друга – каждый из нас считает другого лицемером, и есть вещи, в которых мы друг друга презираем, но это не имеет значения. Мы оба понимаем: нет смысла воевать друг с другом, хотя бы ради группы.

Единственная претензия Курта к Кристу заключается в том, что чувство юмора Криста заглушает его собственное.