Come as you are: история Nirvana, рассказанная Куртом Кобейном и записанная Майклом Азеррадом

– Сначала я просто хотел добавить немного эмоций в свою жизнь, – говорит Курт. – Я никогда не встречал никого столь же откровенного и харизматичного. Похоже, Кортни – магнит для захватывающих событий. Если бы я просто случайно шел с ней по улице, кто-то мог бы напасть на нас с ножом без всякой причины, просто потому, что она кажется человеком, который привлекает подобные события. А я по большей части просто хотел позлить людей.

Курт часто скучал на гастролях.

– Мои воспоминания о туре обычно заканчиваются тем, как невыносимый Крист, пьяный в хлам, стоит на столе и снимает с себя одежду, – говорит Курт. – Или мы стреляем из огнетушителя или чего-нибудь в этом роде. Я просто хотел сделать что-то действительно захватывающее. Я хотел попробовать начать жить интересной жизнью. Я решил, что Кортни – это лучший выбор. Я знал, что в лагере Nirvana не найдется ни одного человека, который бы это одобрил. Потому что они все чертовски скучные. Их жизнь такая банальная. Мне неприятно это говорить, но именно так я себя и чувствую. Все, кого я знаю, с кем мы работаем, – в них не так уж много панк-рока. Никто не хочет совершать безумных поступков, вроде «давай просто рванем куда-нибудь». Всегда был своего рода строгий режим – давай сходим на концерт, поиграем, поужинаем и ляжем спать. Я просто устал от этого.

Кортни соответствовала представлению Курта о себе как о «белой вороне» группы.

– Я уходил с Кортни, и мы покупали наркотики, трахались у стены снаружи, и устраивали сцены просто так, – говорит он. – Это было весело – быть с кем-то, кто вдруг встает, разбивает стакан о стол и начинает на меня кричать. Это было безумно весело.

Такая сильная личность, как Кортни, оказывала столь же сильное влияние на окружение.

– Я думаю, что сначала все были немного озадачены, – говорит менеджер тура Алекс Маклеод, усмехаясь. – Она появлялась, и это было похоже на приближение торнадо. Все устали и расслабились, а она приходит и заговаривает тебе зубы – у нее было столько энергии, Бог знает, как она это делала. Но она была очень веселой. Она была забавной.

Дэйв, который был совсем не «ранней пташкой», начал жить в одной комнате с Маклеодом. Маклеод все чаще и чаще стал срывался на Дэйва.

Наконец Дэйв не выдержал и обратился к нему.

– В чем дело? Что случилось? – спросил Дэйв.

– ДА ПОШЕЛ ТЫ! – огрызнулся Маклеод.

Всякий раз, когда Маклеод пытался разбудить Дэйва утром, тот кричал во сне: «Пошел ты! Оставь меня в покое на хрен! Вот же дерьмо!» и снова мирно падал спать на подушку. Позже он спускался к завтраку и удивлялся, почему Маклеод так сердито смотрит на него.

Стресс, возникший на почве тура, начал брать свое, и к Дню благодарения группа начала посылать сигналы S.O.S. Джону Сильве в Gold Mountain.

– Мы все устали, – говорит Крист. – Я постоянно напивался. Мне было хорошо, когда я выпивал около трех бутылок вина за ночь. Потом мне было плохо, я кашлял. Я был бледен, у меня были синие губы. А еще я курил гашиш, сигареты и пил гребаное бордо. «Где мое бордо?» Я выпивал по три бутылки за ночь. Первая бутылка всегда была для разогрева. Несколько концертов я вообще с трудом могу вспомнить.

У Криста есть простое объяснение его пьянству.

– Стресс, – говорит он. – У меня был стресс. Это был единственный способ, с помощью которого я мог с ним справиться.

– Казалось, что мы уже не можем остановиться. Мы не знали, куда нас везут, и просто ехали, – говорит Дэйв.

Во время американского тура желудок Курта начал барахлить. Хронический грипп, который продолжался на протяжении всего европейского турне, вызвал бронхит, а Курт не мог бросить курить свои самокрутки.

– Я помню только то, что мне было реально хреново, я был голоден и все время болел, – говорит Курт. – Я постоянно принимал сироп от кашля и пил. Бронхит так плохо на меня влиял, что несколько раз перед выступлениями я кашлял до рвоты. Помню, в Эдинбурге мы вызвали доктора. Меня рвало в мусорный бак, я кашлял, а он ни хрена не мог мне помочь.

Даже непоколебимый Дэйв начал ломаться.

– Я стал бояться летать, очень сильно, – говорит он. – Меня начали пугать странные вещи, словно внезапно у меня появилась клаустрофобия, хотя раньше ее никогда не было.