Да здравствует королева!

– Распорядитесь, чтобы графа немедленно привели ко мне, – неожиданно жестко произнесла девушка, и главный надзиратель невольно поежился. Почему-то от такого тона королевы не хотелось спорить.

– Как будет угодно вашему величеству, – поклонился он, пятясь из кабинета. – Я немедленно распоряжусь. Граф Эстеритен будет у вас часа через три.

– Я сказала немедленно, – повторила девушка. – Думаю, достаточно получаса с настоящего момента, чтобы вы успели вернуться к себе и отдать приказ, а мне ознакомиться с материалами в этой папке, тем более, многое мне уже докладывали.

– Но ведь он в темнице, а условия там, сами понимаете…

– Двадцать девять минут, – и Анна-Виктория демонстративно открыла папку с принесенными материалами.

Филипп удивился, услышав, как открывается дверь его камеры. То, что носило тут гордое название завтрак, а именно подгоревшая и жутко пересоленная каша, маленький кусок жира, гордо называемый мясом, ломоть черствого хлеба и небольшая чашка воды уже были принесены узнику. До ужина, состоявшего из чего-то подобного, только жир был заменен на кости или жилы, было далеко. Собственно, каша и часть жира так и остались нетронутыми. Черствый хлеб с размазанной по нему псевдомясной субстанцией граф давно съел, запивая водой. Дознаватели извинялись, что никак не могут найти повара взамен недавно скончавшегося, но кормиться узнику за свой счет не положено. Мало ли что ему попытаются передать под видом продуктов. Хорошо, если напильник, а вдруг яд?

Между тем, в камеру ввалились сразу четверо стражников.

– Собирайтесь, – рявкнул один из них.

Филипп надел сапоги, сюртук. После этого ему скрутили руки за спиной и основательно связали. Мужчина дернулся разок и понял, что освободиться без посторонней помощи у него не получится, как бы он ни старался. Впрочем, что толку от порванных веревок. Все равно он успел ослабеть от вынужденного поста. А злить стражу лишний раз – дело неблагодарное. В его же положении и вовсе глупое.

Стража вывела его в коридор и куда-то повела. Граф молчал, лихорадочно размышляя, что его ждет. Обвинение было сделано грамотно. Для того чтобы так называемый главный обвиняемый угодил на дыбу, требовалась малость – письменное согласие королевы. Еще несколько дней назад Филипп мог с полной уверенностью сказать, что этого никогда не будет, но кто знает, как повлияло на нее это покушение. Возможно, девушка не станет с ним церемониться, особенно, если Иветт расскажет обо всем, что уже был сделано. Этого достаточно, чтобы вынести смертный приговор им всем.

Между тем они достигли лестницы. Филипп удивился. Судя по тем крикам, которые он изредка слышал, находясь в камере, пыточная располагалась на том же этаже. Точнее, его разместили на одном этаже с пыточной, чтобы воздействовать на разум. Неужели сразу на казнь? Впрочем, такой вариант был вполне реален. Граф, хоть и не часто посещал храм, начал мысленно повторять в уме слова знакомых молитв, прося Созидательницу принять его грешную душу.

Впрочем, все молитвы вылетели из головы мужчины, когда, вместо того, чтобы ввести его на улицу, стража свернула в малоприметный коридор, а потом и вовсе подвела его к очередной лестнице. Когда они поднялись на третий этаж, удивление сменилось надеждой, что жизнь не оборвется в этот день.

Вскоре они оказались в знакомом коридоре, ведущем к кабинету ее величества. Странное чувство охватило графа. Если бы что-то случилось с королевой, вряд ли его провели бы через все здание министерства связанным, да еще такими путями, чтобы никто не увидел. Значит, ему предстоит выслушать приговор лично из уст этой девчонки, по воле самодура-короля возглавившей страну.

Около двери кабинета прохаживался полный лысый мужчина, то и дело протиравший голову платочком. Увидев графа, он облегченно вздохнул, после чего осторожно постучал. Дверь моментально распахнулась, на пороге возник королевский секретарь. Он бросил взгляд на графа, потом посмотрел на толстяка и неодобрительно покачал головой.

– Ваши люди опаздывают, – бросил он мужчине, потом посторонился. – Ее величество желает остаться наедине с графом Эстеритен, – предупредив толстяка, произнес Андреас.

– Но это не возможно, – попытался, было, спорить тот. – Мы не можем оставить ее величество наедине с государственным преступником.

– Мастер, не заставляйте меня повторять дважды, – нахмурился горбун, затем повернулся к Филиппу и поклонился, – прошу вас граф.

Конвой довел Эсеритена до дверей кабинета, после чего, повинуясь жесту толстяка, остался снаружи. Филипп шагнул внутрь, и дверь за его спиной закрылась.