Дайко в саду Вадупак

– Что ж, похоже, действительно серебро. Потёрто, правда, со всех сторон, застёжка разъехалась, а потом, как я понимаю, здесь портреты ваших родителей, людей скудоумных и неудачливых, что малым пользуется сейчас спросом. Хотя попробую выдать их образины за дальних родственников знаменитых торговцев, так и смогу возместить свои потери. Пятнадцать монет будет более чем достаточно! И прошу, не надо меня благодарить, – проговорил с вызовом ростовщик.

– Благодарить! Вас! Всего пятнадцать монет! За кулон, который стоит не менее сотни. А в прежние времена такая работа, выполненная на заказ, стоила нам не менее трёхсот! Господин Гревзи, вы же прекрасно знали моего мужа, он много раз выручал вас по-соседски и теперь, когда его нет с нами, вы откровенно грабите меня. И происходит всё это под Новый год!

– Глупости! Тоже мне праздник. Я не балую себя в такие дни и не имею желания баловать бездельников. А потом, госпожа, наше соседство давно в прошлом! Лично с вами я дел никаких не имел и ничем вам не обязан! Забирайте, что вам дают, или не появляйтесь более на пороге моего славного дома, – и он высыпал пятнадцать монет на стойку, убирая кулон в небольшую коробку позади себя.

Женщина не спорила, она ссыпала монеты себе в ладонь, хотела также забрать и пуговицы, но ростовщик прикрыл их крупной ладонью и, протянув несчастной апельсиновую кожуру, ехидно прошептал:

– Раз уж мы такие соседи, примите за ваши ничтожные пуговицы этот прекрасный фрукт! В нём все витамины, соки и аромат. Всё равно обратно вы их не пришьёте. И не смейте отказываться! Дочь ваша, наверное, так давно не ела фруктов, что и эта свежая кожура могла бы доставить ей огромное удовольствие, – и он загоготал, ссыпая пуговицы себе в карман.

– Эта вещь очень дорога мне. И я обязательно выкуплю кулон обратно, – ответила ему женщина, убрала кожуру и направилась с дочерью к выходу.

– Да-да, конечно, только не менее чем за сто монет! – кричал ей вслед Паук. Ответом ему был звук хлопнувшей громко двери, потом лай добермана и крик двух испуганных женщин. Толстяк продолжал хохотать, с интересом разглядывая своего нового посетителя.

– Ну, подходи ближе, парень. Слыхал, Новый год! Все вокруг только и ждут этот Новый год! А он будет таким же дрянным, как и старый, или даже хуже. Ведь с каждым годом все мы ближе к костлявой старухе! Она ждёт нас у последнего края! А что вспомнят мои просители, замерев там, на краю? Ничего! Ни одной счастливой минуты! Лишь тяготы юности, безнадёги зрелости и стоны старости! Не доживай, парень, до старости. Она всегда бесправна, стыдна и позорна! Немощь всегда обирают, обижают и оскорбляют. Смотри на меня и перенимай. Мой удел – это лучшее, что может статься с тобой. Но и тогда, на склоне лет, будет ходить вокруг тебя внучка, вздыхая и сокрушаясь о твоей не приходящей кончине. А добившись своего, будет она лопать поминальные блины и распускать слухи на твой счёт, что, мало, мол, шкура, денег ей оставил, – и Паук снова захохотал, довольный своим наставлением.

Дайко несмело подошёл к стойке, положил на неё ошейник и с расположением спросил:

– Сколько дадите?

– Так, посмотрим. Отличная вещь, очень дорогая! Ага, – с улыбкой сказал ростовщик, вывернув ошейник наизнанку. – Видишь ли, тут имя и адрес хозяина. Господин Орбод. Дом его находится в центральном квартале города Грубретеп, очень дорогом квартале. Вряд ли такой оборванец, как ты, проживает в подобном месте, и уж точно ты у нас не господин Орбод, – и он вновь закатился гоготом. – Где живут твои родители, парень? Нужно спросить у них, откуда это у тебя, – и он поднял высоко над стойкой ошейник.

– Нет, у меня родителей. А Орбод сам подарил мне ошейник, умер его щенок, вот и отдал за ненадобностью, пожалев сироту. Давайте за него плату!

– Две монеты, не больше.

Дайко выкатил от удивления глаза, сморщил лицо и потянулся рукой за ошейником.

– Это просто обдираловка! Отдайте назад, я найду иной способ его пристроить! – но ростовщик с силой стукнул Дайко по руке и, зажав предмет торга в кулаке, осклабил зубы:

– Обдираловка говоришь! Нет, это что-то более лихое. Это грабёж! Ты снял где-то этот ошейник, паршивец, и пытаешься его продать достойным людям. Мне стоит теперь отправиться по этому адресу, а лучше сразу вызвать полицейского. Тогда мы всё узнаем! А люди почтенные всегда найдут способ сквитаться с таким, как ты. Собаке, я надеюсь, ты ничего не сделал? Не оставил её в беде? – и Паук опять загоготал зловещим своим смехом. – Соглашайся на то, что тебе дают! И проваливай! – закричал ростовщик, и изо рта его вырвалось что-то такое страшное, непотребное. Дайко подумал, что это было настоящее матросское ругательство. Он много слышал о том, что именно в порту можно достичь вершин совершенства в бранном искусстве, но так и не научился ничему такому хлесткому работая там.

– Ладно, я согласен. Давайте монеты, – и Дайко вытянул руку.

– То-то же, – промолвил Паук и бросил монеты на стойку. – Всё равно купишь себе что-то расточительное и неэкономное!