Далекие огни

Август Эдуардович опустил руку, сонные глаза его уставились в окно. Мимо проносились обнаженные красноватые заросли посадок, однообразно серые решетчатые ленты снеговых щитов. Землисто-бурая степь наводила уныние. На лице начальника дороги выражались скука и раздражение. Он все еще был под впечатлением недавних переговоров с министром и злился.

Министр непозволительно медлил с ответом — что делать, уступать забастовщикам или быстро оперировать образовавшуюся на теле дороги опухоль? Еще несколько часов, и дорога будет окончательно парализована; главная артерия, по которой течет свежая кровь к фронту, окажется перерезанной.

Разве не знает об этом министр? Из переговоров с Петроградом стало ясно, что даже государь знает о создавшемся положении. Правда, забастовка на Подгорском узле была только слабым отзвуком недавних октябрьских стачек, охвативших крупные рабочие центры России. И хотя в этих стачках сам министр склонен был видеть первые предвестники более мощных государственных потрясений, хотя правительственную клику лихорадило, а события на фронте становились зловещими, он отделывался недомолвками:

«Действуйте крайне осторожно, по своему усмотрению. Требования рабочих могут быть удовлетворены лишь в том случае, если существует опасность распространения стачки по всей дороге и вооруженного выступления».

Но как же узнать, существует ли такая опасность? Не думает ли министр, что несколько сот жандармов, расставленных по всем станциям линии, — это достаточно надежный барометр для определения политической погоды?

Хорошо, он, Штригер-Буйновский, будет действовать по своему усмотрению. Рабочие и служащие еще верят ему: он это знает. Разве он не выполнял своих обещаний? Искусно выделял нужных людей, поощрял их премиями; предпраздничные денежные выплаты стали на его дороге системой. Теперь он сможет сократить жалованье одним и прибавить другим, наиболее неспокойным или особо необходимым дороге людям. Во многих депо были десятки машинистов и их помощников, которых начальник дороги лично поощрял каждый год.

Найдутся и такие, кого можно перевести за какие-нибудь упущения в низшие разряды или совсем уволить. Эту пертурбацию при образцовой работе административной машины сделать нетрудно. Ловкой механикой перемещений, увольнений, снижений и повышений управление дороги не раз добивалось успокоения. Это называлось «периодическим причесыванием штатов».

Разве имя начальника дороги в управлении, в канцеляриях служб на линии не окружено прямо-таки сиянием? Правда, этого он добился немалой благотворительной деятельностью, не раз отмечавшейся в приказах по линии. Ведь это по его инициативе начали строить две железнодорожные больницы, пять двухклассных училищ, два санатория для служащих дороги. Разве не он открыл некоторый кредит железнодорожному обществу потребителей, поощрял строительство новых магазинов и лавок? Об этом знали на линии все, потому что приказы о деятельности начальника дороги вывешивались всюду — в вагонах, на заборах захолустных полустанков… Портреты Августа Эдуардовича в тяжелых рамах тоже висели всюду — в дежурных кондукторских и паровозных бригад, в станционных помещениях, во всех канцеляриях. Всюду можно было видеть важное толстое лицо с обвисшими мешками щек, остроугольную бородку.

…На станции Подгорск все было готово к встрече начальника дороги. Правда, забастовка не позволяла провести эту встречу с соблюдением всех церемоний. На перроне собрались только начальники участков служб, их помощники и несколько жандармов во главе с Дубинским. Никаких торжеств не устраивалось, — все считали обстановку не совсем удобной для этого.

Как только поезд подошел, начальники гурьбой устремились к салон-вагону. Впереди всех, по обыкновению, размашисто шагали Ясенский, Мефодий Федорович и Дубинский.

Жандармский ротмистр был, как всегда, подтянут и выглядел щеголеватее всех. Чтобы не показывать следов своего вчерашнего позора, он даже отказался от повязки. Лицо его было обклеено полосками пластыря, обильно припудрено. Духами от ротмистра пахло так сильно, что Мефодий Федорович, противник всяких туалетных тонкостей, поминутно фыркал и морщился.

Секретарь Штригер-Буйновского пригласил начальников в салон.

Август Эдуардович сидел все в той же небрежной и ленивой позе, мундир его был расстегнут. Недовольно покряхтывая, он поздоровался с каждым начальником в отдельности за руку, а Ясенского даже легонько обнял. И все сразу расценили это как знак особенного расположения к Ясенскому.

Август Эдуардович обвел начальников брюзгливо-грустным, укоризненным взглядом.

— Что же это вы, господа, вздумали ссориться с рабочими? Э? Один из лучших участков, и вдруг…

— Несмотря на все старания, ваше превосходительство… — начал было Мефодий Федорович, но начальник дороги махнул рукой.

— Знаю, знаю о ваших стараниях… Доложите кто-нибудь один о состоянии участка.

Мефодий Федорович витиевато и пространно, скучным канцелярским языком рассказал о событиях. Август Эдуардович слушал, капризно отставив нижнюю толстую губу.