Далекие острова. Трилогия (СИ)

   Жена адмирала, в молодости, была очень красива и, по праву, считалась одной из самых обворожительных женщин столицы, но со временем былая красота увяла, в лице появилась сухость, а в глазах презрение. Она считала, что вокруг адмирала одни завистники и доносчики, и относилась с подозрением даже к близким друзьям. Детей у них не было, и вся любовь этой странной женщины обрушилась на адмирала. Она часто повторяла, что отдала жизнь своему мужу. Наверно так оно и было. Не знаю любил ли ее адмирал, но по-своему он был к ней очень привязан.

   - Как Ваши детки? Как жена?

   Вдова не смотрела на меня. Она сидела на самом краешке стула, словно была не дома, а в гостях, и готовилась в любой момент встать и уйти. Эта темная комната, в которую неделями не проникал дневной свет, была склепом, наполненном пылью и одиночеством. Мне было душно и неудобно, и я заерзал, пытаясь пристроить шпагу.

   - Все хорошо, спасибо. Все здоровы.

   - Они останутся в столице?

   - К сожалению, нет. Им придется вернуться домой. Жить в столице слишком дорого.

   Мне было тяжело смотреть на вдову, и я стал разглядывать книжные полки и развешанное на стене холодное оружие.

   - Да, да. Я понимаю. Иногда мне самой хочется бросить все и уехать отсюда. Но здесь похоронен мой муж и я не могу оставить этот город. Знаете, Бур, я сняла дом в старом городе, кажется там даже есть сад. А Вас далеко переводят?

   - Очень.

   - Куда?

   - Извините, не могу сказать, государственная тайна.

   Она порывисто встала, зашелестели длинные юбки.

   - Ох уж эти тайны! Как же они мне надоели!

   Она подошла к окну и отдернула штору. В комнату ворвался яркий солнечный свет. Я зажмурился. Но вдова тут же задернула занавеску, словно испугавшись своего порыва. И когда она повернулась ко мне, я увидел в ее глазах ужас, словно она совершила святотатство.

  -- А почему семья не едет с Вами?

   Я поднялся.

  -- Там нет никаких условий. Собственно, там и казармы еще нет.

  -- Какой кошмар! Какие мерзавцы! Когда Вы едете?

   - Завтра на рассвете.

   - Отправляйте скорее жену и детей домой. Им нечего делать в этом ужасном городе. Если бы завистники не травили моего бедного мужа, может быть, он был бы еще жив. В столице все прогнило. Здесь нечем дышать.

   Я сокрушенно покачал головой. Мне нечего было сказать. Адмирала больше не было и ничто не могло бы ее утешить.

   - Не знаю, увижу ли Вас снова, и поэтому хочу сделать Вам подарок. Подождите одну минуту.

   Она вышла за дверь. Я подошел к книжным полкам, провел пальцами по корешкам древних фолиантов. У адмирала были уникальные издания, очень редкие. Шкаф стоял у окна, и я, воровато оглянувшись, чуть отодвинул штору и выглянул на улицу. Там в другом мире, катились пролетки и бегали уличные мальчишки, дворник подметал тротуар, мимо прошмыгнула кошка, и дворник замахнулся на нее метлой.

   - Я хочу подарить Вам это.

   Я обернулся. Вдова стояла в дверях и держала в руках длинный деревянный ящичек. Она поставила его на стол и открыла крышку. Это был парадный корд, двуствольный курковый абордажный пистолет, который использовался десантом во время войны. Обычные корды были длиннее и тяжелее. Этот пистолет был маленький и изящный, украшенный драгоценными камнями, в специальном отделении лежали четыре, сделанных на заказ, патрона.

  -- Его подарили моему мужу два года назад. Но он его никогда не носил. Люди, которые сделали этот подарок, были ему не приятны. Но Вам эта вещь может пригодиться. Она дорогая. Если Вам или Вашей семье понадобятся деньги, продайте его. Пусть это ненужное оружие послужит хорошему делу.

  -- Не знаю, могу ли я принять его. Это очень дорогой подарок.

  -- Берите. Вы были дороги моему мужу. Я не забуду Вас.

   Ящик был тяжелый. Полированное дерево приятно холодило руки.

   - Спасибо, - Я низко поклонился: - К сожалению, мне пора.

   - Прощайте Бур и берегите себя.

   Она проводила меня, и сама закрыла дверь.

   Я остановил первого попавшегося свободного рикшу и велел ехать в ресторан "Якорь".

   Его открыли сразу после войны и в списках столичных заведений он занимал почетное пятое место. Кормили здесь вкусно и дорого. Я подумал, что перед отъездом могу себя не много побаловать.

   Швейцар, одетый в лиловую ливрею, услужливо распахнул передо мной дверь.

   В главном зале было прохладно. На маленькой сцене играл оркестр. Большинство столиков пустовало, но в это время так было всегда, зато после полудня, когда столичная публика пойдет обедать, здесь не найдется не одного свободного места.

   Ко мне сразу подошел метрдотель, вежливый, улыбающийся, с зализанными назад черными волосами, крахмальный воротник рубашки впился в толстую багровую шею.

   - Доброе день, - он склонился в полупоклоне:

   - Что желает господин офицер? Может быть, отдельный кабинет или столик на втором этаже?

   - Столик на втором этаже.

   - На двоих или для компании?

   - Я один.

   - Прошу Вас.

   Он проводил меня по чугунной винтовой лестнице на второй этаж. Отсюда открывался прекрасный вид на бухту, заполненную парусниками и яхтами. На ветру трепетали ослепительно белые паруса и разноцветные флаги дворянских домов.

   - Позвольте, - метрдотель принял у меня ящик с кордом и положил на маленький столик.