Дальше живут драконы 2

Когда в одном месте встречаются военные и сотрудники спецслужб, тем более такие сотрудники, как профессор Сама с ученой степенью, профессор с кафедрой университета в Йокогаме, бывает, происходят крайне интересные вещи. Встает вопрос, кто и как служит Императору. Но проблема глубже — не просто так например и в русской армии органически ненавидят жандармов и едва терпят даже собственную разведку. Хотя генерал-квартирмейстер — при любом штабе человек конечно же уважаемый.

Армии органически ненавистна идея предательства и победы за счет предательства. В армию идут совершенно особенные люди с твердым пониманием чести, которая для них неделима. Причем чужая честь не менее важна, чем своя. Становясь офицером, человек дает клятву при необходимости умереть за Отечество и Государя. Такая мотивация не продается и не покупается — за какие деньги, например, согласитесь умереть вы? Только честь, отвага, мужество, сила. Причем эта мотивация должна быть едина для всей армии, армия — неделимый организм. Если солдаты подозревают офицеров, а офицеры друг друга в предательстве, и даже в слабости — лучше такой армии в бой не вступать и вообще ей не быть — ничего хорошего из этого не выйдет. И как такие люди должны относиться к контрразведке, которая выискивает слабых и предателей в собственных рядах и разведке — которая в чужих.

Деятельность разведки оскорбляет армию еще вот в чем: если армия побеждает, то считается что она победила благодаря силе, мужеству, решительности. А если на самом деле победа достается благодаря предательству в рядах врага — то это как бы (да и не «как бы») победу обесценивает.

Генерал Юденич, неожиданно легко разбивший экспедиционный корпус фельдмаршала Китченера близ Евфрата[27] сказал: я боюсь легких побед, это — не к добру. Тогда его никто не понял, даже Николай II. Но именно с этой победы — начинается отсчет Холодной войны, которая длится почти шестьдесят лет и конца — края ей не видно.

Но и у разведки — правда своя. Неприглядная, чаще всего — но уж какая есть. Еще ни один император, наверное, ни один военачальник, ни один командующий не отказывался от сладкого соблазна победы за счет какого-нибудь бесчестного приема. Просто название этому придумали — военная хитрость. Не счесть и побед с двойным, даже тройным дном, а главное — только сама разведка знает, сколько войн ей было предотвращено. И это возможно, самое главное оправдание ее существования — если бы всем в мире управляли военные, человечество погрязло бы в бесчисленных войнах…

Профессор Сама — белый, тропический костюм, аккуратно даже здесь уложенные седые волосы, смотрел на капитана Чихару примерно так же, с каким хозяйка смотрит на промокший и сгнивший рис. Делать нечего, но придется выкидывать

— Капитан, с какой целью вы избили подопытных?

— Они не выказывали мне уважения.

— Вам?

Профессор произнес это так, что самим тоном дал понять то, что он не сказал

— Капитан, позвольте узнать, какие инструкции вы получили от своего непосредственного начальства.

— Охранять лагерь

— И всё?

— Не допускать присутствия посторонних.

— Может быть, что-то еще?

Капитан посмотрел еще ниже

— Выполнять ваши указания, Сама-сан

— И я давал указания кого-то бить?

— Нет, Сама-сан

— То есть вы предприняли эти действия по своей собственной инициативе

— Да, Сама-сан. И я готов понести наказание

— Наказание? Какое именно наказание вы готовы понести?

— Любое, какое определит мне господин профессор.

— Интересно…

Профессор неуклюжим движением спихнул со стола прибор с писчей бумагой, ручками и календарем. Все рассыпалось по полу.

Покраснев, капитан начал все подбирать.

— Этот лагерь — монотонным голосом проговорил профессор — предназначен для научных исследований. И ни для чего другого. Вы поняли меня, Чихара?

Капитан неуклюже восстановил все на столе, как было

— Да, Сама-сан.

— В таком случае, можете идти. Передайте своему адъютанту — только половина наказания.

— Да, Сама-сан.

Несмотря на свои погоны — Чихара и не думал как-то оскорбить профессора или даже обозлиться на него. Он испытал унижение — но считал что это заслуженно. Потому что так его учили с первого класса школы. Японское общество — это строжайшая иерархия. Дети, едва только научившись читать и писать, учатся писать письма, запоминая десятки их вариантов — как, с какими выражениями надо обращаться к человеку в зависимости от пола, возраста, службы Императору, положения в обществе. В школе обязательным предметом является этикет — дети учатся вести себя, как правильно подходить, кланяться, отходить. Потому, например, в Японии практически не смотрят чужой кинематограф — он непонятен и неприятен. Здесь все иначе и никто себе не представляет — как может быть иначе.