— Ну зуб даю, все так и было!
— Ага. Ты еще про водяного расскажи…
Пашка сунул ему локтем в бок, вскочил на ноги
— Он точно был!
— В рыбацкой сети.
— Ага.
— За-ши-бись.
Он так и сказал, раздельно — за-ши-бись.
— Чего воюем?
Все обернулись. Борька — стоял в дверях, и у него подмышкой был какой-то сверток.
Тот, в существование которого не верили очень многие — лежал на земле всего в двух десятках метров от перебрасывающихся словами молодых гайджинов. Было холодно и сыро — но он нашел себе пристанище в высокой траве и замер, приказав своему тело не двигаться даже в самой минимальной степени. Он знал, что если не двигаться — то тело само аккумулирует тепло внутри себя и не даст ему просачиваться наружу — а более низкая температура кожи будет способствовать сокращению теплообмена с окружающей средой. Он умел использовать в свою пользу и сырость — вода плохой проводник тепла и тонкая пленка воды на всем теле тоже замедляет теплообмен. Так его предки, которые были вынуждены носить одежду обычных крестьян — поденщиков, дабы спастись от карательных экспедиций сегунов — выживали в холодных, продуваемых немилосердно секущим ветром холмах Хоккайдо. Когда были облавы — они не зажигали огня в хижинах, чтобы не привлекать внимания карателей.
Он не испытывал к молодым гайджинам уважения — никакой японец, тем более, такой как он, не мог испытывать уважения к гайджинам, в Японии чувства были сложнее, чем на материке, они описывались сложными словами, и большинство из этих чувств — могли понимать и испытывать только японцы, гайджины не могли. Но если пытаться перевести на варварский язык то, что он испытывал по отношению к гайджинам — можно сказать так: он принимал их во внимание как тех, кто может представлять помеху в естественном ходе истории. Если бы эти молодые гайджины знали что означают эти чувства для такого как он — они бы возгордились, потому что он мало кого воспринимал как препятствия. Того майора из морских пехотных сил[89]
— он воспринимал как полного придурка и обузу, это из-за него они попали в такую глупую ситуацию и вынуждены были переносить лагерь много дальше изначально намеченной точки. Эти молодые гайджины в их годы — сумели сорвать высадку и даже увидеть его своими глазами в его истинном обличии — а это мало кому удавалось.