– Михаил! Выходи, подлый трус! – дурашливо завопил он, запрокинув голову и глядя на третий этаж.
Дальнейшее произошло неожиданно и мгновенно. Из распахнутого окна вдруг вылетел громкий звук, похожий на выстрел; Михаил Калоев выглянул, что-то вскрикнул и снова исчез.
– Убили-и! – заголосила Марина.
Она смела с пути сторожа и сломя голову понеслась на территорию фабрики, к офису. Сасунян помчался за ней, сторож кинулся за Сасуняном, но водитель грузовика зафырчал вновь мотором, оглушительно забибикал и заревел:
– Трофимыч, ты что, обалдел?! А ну раздвигай ворота! Я простаивать не могу, у меня график!
Трофимыч, поспешно открыв входную дверь офиса, впустил Калоеву и Сасуняна, а сам вынужден был вернуться на пост.
Марина с Карапетом Ашотовичем ворвались в холл. Лифта в здании не было, на третий этаж бежали по лестнице. Марина первая влетела в кабинет и так пронзительно завизжала, что у Сасуняна волосы встали дыбом. Он бросился следом за ней в комнату и отшатнулся.
Михаил лежал на полу в луже крови с простреленной головой. Марина, прислонясь к стене, истошно вопила. Карапет Ашотович кинулся к другу. От отчаяния и в последней надежде он попытался нащупать пульс Михаила и тут-то обнаружил в его руке пистолет. Сасунян растерянно оглянулся на умолкнувшую Марину и, не слыша себя, глухо спросил:
– Мишка, что, застрелился?
Она неистово затрясла головой и, прижимая к груди побелевшими пальцами сумочку, вновь завизжала:
– Его убили! Убили-и!
Марина забилась в истерике. Карапет Ашотович выглянул в окно и крикнул Трофимычу:
– «Скорую» и милицию вызывайте!
– А почему милиция не прислушалась к Марине? Почему сразу отклонили версию об убийстве Калоева? – спросила Далила, когда Сасунян закончил рассказ.
Красивые брови Карапета Ашотовича стремительно изогнулись.
– Да как же эту версию серьезно рассматривать? – спросил он. – Дверь на улицу там одна, на всех окнах решетки, а здание офиса отлично просматривается по всему периметру.
– Каким образом?
– С постового монитора. Трофимыч клянется, что с этого монитора глаз не спускал с тех самых пор, как дверь нам открыл.
Далила напомнила:
– Но на территорию фабрики въезжал грузовик, значит, Трофимыч мог на секунду отвлечься.
Сасунян отрицательно потряс головой:
– Открыть ворота проще простого: нажал кнопку и жди, когда они сами разъедутся. Нет, Трофимыч за зданием офиса четко следил.
– Почему? Он же еще не знал, что Калоев убит.
– Но выстрел он слышал, к тому же дверь открыл нам с Мариной, а мы для него чужие. Нет, я думаю, Трофимыч не врет, он четко следил и правильно утверждает, что вокруг здания не было ни души. Да и позже проверили все решетки. «Опера» их осматривали.
– И что?
– Целехоньки. Марина в шоке. Она просто не может поверить в самоубийство. Я сам не могу, но факт есть факт: пистолет был у Миши в руке, а в кабинете, как и во всем офисе, ни души.
Далила задумалась:
– Да-а, история странная. Пока вы рассказывали, меня не покидало ощущение, что эту историю я уже слышала.
Сасунян удивился:
– Где же такую услышишь?
– А не мог убийца спрятаться в офисе, а потом, когда приехала милиция, «Скорая» и поднялась суматоха, под шумок незаметно выскользнуть с территории фабрики? – спросила Далила.
Карапет Ашотович согласился:
– Мог, но не выскользнул. Суматоха и в самом деле была, но с видеокамер ведется запись. Позже все ленты тщательно просмотрели, подсчитали всех вышедших и вошедших. И ночью к офису никто чужой не подходил. Видеокамера над входом зафиксировала, как поздно вечером в дверь вошел Миша, и все. Больше никакого движения не было. Следующие, уже утром, были мы: Трофимыч, я и Марина. Время фиксируется. Потом я вывел Марину, затем, минут десять спустя, вошли «опера».
Далила удивилась:
– Вы покинули офис, не дожидаясь милиции?
Сасунян, тряхнув аккуратно стриженной головой, подтвердил:
– Ну да. Я повез в больницу Марину.
– И сторож вам разрешил выехать с территории фабрики?
– А что он мог сделать? У Марины слабые нервы, она потеряла сознание. Я не мог рисковать ее жизнью, дожидаясь «Скорую помощь». Между прочим, доктора утверждают, что я ее спас.
– Даже так, а что ей угрожало? – поинтересовалась Далила. – У нее неполадки с сердцем?
На лице Карапета Ашотовича отразилось сочувствие.
– Нет, – сказал он, – сердце Марины в порядке, у нее сахарный диабет. От стресса сахар в крови подскочил до опасного уровня. Не успей я вовремя доставить Марину в больницу, она могла бы впасть в кому и умереть.
– Да, – согласилась Далила, – диабетическая кома – это очень опасно. Вы действительно спасли Калоевой жизнь. Она это понимает?
Сасунян грустно кивнул:
– Думаю, да.
– И все равно не желает вас видеть?
– Даже слышать не хочет. Я ей звоню, Марина трубку бросает.
Самсонова поразилась:
– Но почему?
Карапет Ашотович, растерянно пожимая плечами, признался:
– Не знаю. Она же со мной не говорит.
– Но вы что-то предполагаете?
Он вздохнул:
– Предположений несколько. Марина и слышать не желает о самоубийстве. Твердит: «Миша не способен, он жизнелюб». Возможно, поэтому она сердится на меня. Ведь я поверил в самоубийство.
Сасунян замолчал.